Фрэнсис Хардинг - Остров Чаек

Один из носильщиков, высокий мужчина, сделал ей знак мимолетным взглядом, интересуясь, действительно ли она хочет знать больше и понимает ли всю опасность. Хатин помедлила мгновение, – что если миледи Пейдж незримо подслушивает их разговор? – но тут же еле заметно прикрыла глаза в знак согласия.

– Проверок всего пять, по одной на каждое чувство. Им важно понять, как и чему научили детей в школе Маяка.

Как учить детей-Скитальцев, особенно тех, кто еще не вернулся в тело, родители себе не представляли. Однако юные и необученные Скитальцы инстинктивно тянулись к ярким огням, и вот Совет Скитальцев распорядился, чтобы на одной из гор еженощно зажигали огромный маяк – дабы привлекать блуждающие разумы. Так, на час-другой, после захода солнца, каждый ребенок Скиталец на этом острове «посещал» далекую школу, получая уроки от педагогов, которые не видели своего ученика и не знали по имени.

Когда-то Хатин старательно пыталась убедить себя, что по ночам, когда зажигается маяк, Арилоу и правда меняется в лице, что разум ее находится в школе с другими детьми. Но по-настоящему она в это не верила уже очень давно.

Носильщик принялся загибать пальцы, по-прежнему обращаясь к Хатин легко, словно к младшей сестренке:

– Первым делом доктор Скейн проверяет нюх. Помощник закапывает под разноцветными камнями поблизости три небольшие склянки, а Скиталец должен зарыться носом под землю и описать, чем пахнет каждая из них.

Потом идет ощупывание. У инспектора при себе три ларчика, запечатанные и темные, и Скиталец, не вскрывая их, должен вызнать, что в каком лежит – одним только «прикосновением».

Затем подвергают испытанию вкус. Будет три закупоренные бутылки: в двух – желтое вино, а в третьей – разбавленный мед. Вашей госпоже Скиталице предстоит узнать, в какую из них налита сладкая вода.

Далее – зрение. Инспектор велит Скитальцу мыслеуйти на милю-другую. Найти то, что ранее там оставил господин Прокс и описать это.

Напоследок – слух. – Носильщик снова взглянул на Хатин, отчего она зарделась. Хитроплеты там или нет, но он был из другой деревни, и сейчас, наверное, задумался: не хотят ли обмануть инспектора. Оставалось надеяться, что его верность племени сильнее преданности нанимателю. – Инспектор отсылает кого-нибудь – обычно господина Прокса – туда, откуда его не услышат, и тот принимается повторять одно слово. Скиталец должен мыслеподлететь к нему и подслушать.

– Значит, все не так уж страшно, – тихо прошептала Хатин.

– Да. Твоей матушке не о чем волноваться.

– Сколько этапов моя сестра должна пройти?

– Для полной оценки? Все. Чтобы дотянуть до перепроверки – хотя бы три.

Они вернулись ко входу в таверну. Хатин поклонилась, улыбаясь изо всех сил, чтобы не показывать, как на глаза наворачиваются слезы отчаяния.

– Погоди минутку. – Второй носильщик, невысокий и худощавый, скользнул в таверну и чуть погодя вернулся с узелком одежды. – Это излишки. Их приготовили, чтобы выбросить, но, может, тебе они сгодятся.

Подгоняемая беспокойством за Арилоу, Хатин помчалась назад в деревню, сжимая под мышкой узелок. Она, может, и ощутила на короткое время свободу, оставив сестру, но сейчас муки совести сделались невыносимыми, словно связующая сестер нить рывками – трынь-трынь-трынь – тянула ее назад. Все кругом заняты, и кто заметит, если Арилоу что-то понадобится?

Хатин спустилась со скалы по тропке и уже шла по направлению к дому-пещере, когда заметила посреди пляжа знакомую фигуру; ее лицо ласкали струящиеся пряди волос. Арилоу слепо глядела на море и словно не видела, как приближается Хатин или как Эйвен вытаскивает на берег каноэ.

– Что она тут делает? – От гнева голос Хатин чуть не сорвался на визг.

– Матушка занята, а мне нужно было починить лодки, вот и я привела Арилоу сюда, чтобы приглядывать за ней. Все хорошо.

– Она тут на солнцепеке сидела? – Хатин не произнесла больше ни слова. Бережно закинув руку Арилоу себе на плечо, девочка отвела сестру в пещеру, где принялась оценивать, плохо ли на нее повлияло солнце. Само собой, нежная кожа пострадала – на щеках и на лбу алели ожоги.

– Прости, что оставила тебя, Арилоу, – шептала Хатин, аккуратно смазывая покрасневшие места толчеными цветами. – Эйвен не со зла, она просто… не умеет с тобой обращаться.

Впрочем, говоря так, Хатин вдруг осознала, что злится вовсе не на Арилоу, а на саму себя. Из-за солнечных ожогов им обеим теперь не видать сна. И попадет в итоге Хатин, а не Эйвен.