Геннадий Ангелов: Без права на жизнь [СИ]

— Всем выйти в коридор, проверка, — кричал усатый сержант, по прозвищу «Муха».

Здоровенный сельский детина, с широкими плечами, и руками ниже колен, как у гориллы, устрашал беззащитных, бесправных зеков наглостью и жестокостью.

— Пять минут, ублюдки, у вас пять минут, если кто-то задержится или не успеет выйти, мы вывернем весь барак наизнанку. Где завхоз? Где этот петух Гамбургский!

Он подошёл к узкой двери в конце коридора и несколько раз ударил ногой. Дверь со скрипом открылась, и из-за неё выглянул сонный и измученный завхоз отряда, Олег Сивый.

— Что за проблема «Муха»? — спросил он, зевая и не понимая, что происходит.

— Проблема? Это сейчас у тебя, козлячья рожа, будет проблема, — рявкнул «Муха», и со всей силы врезал завхоза кулаком в глаз. — Где блатные?

Завхоз с грохотом упал на пятую точку и спиной ударился об угол нар. Потирая ушибленную спину он хотел, нагрубить вертухаю, но тот пригрозил кулаком.

— Попробуй, гнида, пожаловаться замполиту, я тебя сгною в карцере. Понял? Сам лично просуну между булок, по самые помидоры.

Завхоз увидел, что «Муха» не шутит, и виновато кинул головой. Под глазом у него уже красовался синяк. Тем временем шестьдесят человек, весь отряд, стоял в две шеренги в коридоре и ждал.

— Всем закрыть пасти и не чирикать! — заорал «Муха», и со всей дури ударил дубинкой по облезшим перилам.

Он вальяжно прохаживался вдоль неровной шеренги, и злыми, волчьими глазами сверлил ничего не понимающих зэков. Чувствуя себя хозяином положения, мог избить любого, за один только жест или улыбку. Зэки опускали головы и тупо молчали. Ещё двое вертухаев сверяли списки с картотекой, и читали фамилии заключённых. Всех, кого называли, отвечали и выходил из строя.

— Козёл, почему не вижу блатных? Они что не такие, как все? Особенные? Так мы их быстро к «обиженным» устроим, по знакомству, правда? Как в анекдоте про вошь. Значит, приходит вошь к своему начальнику и жалуется, мол, не могу больше сидеть на усах у Пети. Он курит, а у меня астма. Начальник, недолго думая, дал ей новое место работы, в трусах Маши. На следующий день, вошь снова приходит и жалуется. Начальник орёт благим матом, и говорит: чем тебя Машин лобок не устраивает? Место тёплое. Вошь, опечаленным голосом отвечает: место хорошее, не спорю, но вечером я уснула у Маши в трусах, утром проснулась на усах Пети. Он курит, а у меня астма!

«Муха» беглым взглядом посмотрел на своих, и громко заржал. Гы-гы-гы!

Из дальнего конца коридора показались два человека. Первым шёл высокого роста «Михо», грузин по национальности, следом за ним «Жила». Шли спокойно, с неким вызовом в глазах, и не обращали внимания на переполох, царивший в бараке.

— Вот и красавэлы наши, блатные! Лёлик и Болик!

Вертухай замахнулся на того, кто шёл первым и хотел ударить, но встретившись с суровым взглядом, с кислой физиономией опустил дубинку и со злостью прошипел: в общий строй, «Михо», «Жила». За то, что на пять минут опоздали на проверку, напишу раппорт. Карцера вам не миновать.

— Пиши дорогой, пиши, — ответил с усмешкой «Михо», — бумага всё стерпит.

Это был высокий, подтянутый грузин, лет двадцати пяти. Смотрящий за бараком. Независимый, дерзкий, как «настоящий сын гор», он с невозмутимым выражением лица встал в строй, и с издёвкой смотрел на «Муху».

— Кто последний пришёл в отряд, после отбоя? Если этот человек сейчас не выйдет, я обещаю, мы проведём шмон по полной программе. Это значит, что при морозе минус восемнадцать градусов, весь отряд с личными вещами выйдет на улицу на досмотр. И этим дело не закончится. Если мы найдём, хоть один телефон или сим-карту, «Михо» и «Жила» отправятся в «Бур». На раздумья, господа уголовнички, пять минут. Время пошло.

«Муха» засёк время и закурил «Мальборо». Многие зэки с завистью смотрели на дорогие сигареты вертухая и, вдыхая мягкий аромат табака, вспоминали годы беспечной молодости.

Я топтался позади всех и понимал, что сегодняшнюю ночь проведу в карцере. Выхода не оставалось и, не затягивая время, раздвигая локтями плотный строй, вышел и застыл.

— Фамилия? Значит, это ты был возле запретки и хотел уйти в побег?

Голос «Мухи», стальной и злобный, заставил напрячься. Он подошёл ко мне и дубинкой поднял подбородок.

— Дёмин, Михаил, статья 122, часть вторая. Срок четыре года.

Резкий удар в живот сломал меня напополам. Я ойкнул, захрипел и упал на колени. В глазах потемнело, и резкая боль заставила стиснуть зубы и зарычать.