Александр Рудазов - Былины сего времени

– Да вот сам посуди. У Берендея Вячеславича, батюшки нашего, три сына было. Из тех, что до усов достигли, конечно. Глеб, Игорь, да я сам-третей. Глеб всегда из нас наиперший был. Такой умник-разумник, что иногда аж врезать ему тянуло. Батюшка с матушкой на него не нарадовались. Игорь тоже их радовал, но поменее. Так и сяк он был – вроде и ничего себе, а… и ничего особенного. Просто человек как человек – боярин хороший мог бы быть, а в князья не годился. Урожденный князь у нас Глеб. Ну а я-то… я что, я ничего. Мне даже матушка завсегда говорила – ты, Ванюша, у меня от природы глупенек, так и не учись всяким премудростям, а то совсем от них одуреешь. Я и не учился. По своей воле. Ан по чужой иногдажды и приходилось, потому батюшка у нас суров был, всех троих сынов хотел в люди вывести.

– И чему ж тебя обучили? – заинтересовался Яромир. – Только грамоте и счету?

– Еще воинским умениям. Княжескому сыну без этого никуда. Помню, подходит ко мне, малому еще, воевода Самсон и молвит человеческим голосом – буду тебя, Ванька, на мечах биться учить. А я ему в ответ – лениво мне, дядька, не хочу.

– А он что?

– А он промеж ушей меня стукнул. Воевода Самсон нам, отрокам, заместо тятьки родного был – чуть что не так, сразу подзатыльниками угощает. По-доброму, по-отечески.

– Так тумаками и выучил? – одобрительно спросил Яромир.

– Ну а куда ж без этого… Зато уж ладно выучил, в богатыри вывел. Вон я теперь какой, крепкий да могутный…

Широко зевнув, Иван потер глаз кулаком и промямлил:

– Потом меня еще поэзии учили… Гехзаметру…

– Иди ты, – не поверил Яромир. – Так таки и поэзии? И многому выучили?

– Да уж немалому. Талан во мне еще в детстве прорезался. Помню, подходит ко мне, малому, матушка, да и говорит – а придумай-ко, Ванюшка, рифму к слову «пирожок». А я ей, прямо даже не задумываясь, сходу: пирожок – язык обжег! Тогда-то и поняли родичи, что поэт в семье растет…

Иван зевнул еще шире. Яромир вдруг заметил, что он до сих пор странным образом возится с остатками колбасы. И зачем-то достал из котомы пузырек, подаренный волхвом Всегневом. Оборотень прищурился, принюхался и подозрительно спросил:

– А ты что там делаешь?

– Да вот, хочу еще одно молодильное яблоко соорудить, – охотно поделился Иван. – Только яблока у меня нет, так я молодильную колбасу сделаю.

– Чего-чего ты сделаешь?! – вскочил Яромир. – Ты… это же живая вода! Ты на кой ее туда вылил?! Ну ты… ты… как есть дурак!

– А что?! Яблоко молодильное – вещь полезная!

– Так оно же не так создается! Его еще семечком поливать нужно! А ты просто внутрь напхал… да еще и в колбасу!

– А вдруг и так получится!

– А вдруг нет?!

– А вдруг да?!

– Ну и что тогда?! Кому ты эту колбасу ладишь – себе или мне?!

Иван озадаченно почесал в затылке. И то сказать, молодильная колбаса ему еще долго не понадобится. Он обиженно осмотрел результат своих трудов, завернул в тряпицу и спрятал в котому.

– Бес попутал… – пробубнил он, виновато глядя на Яромира.

– Бес… Зря только живую воду извел… – проворчал тот, выхватывая почти опустевший пузырек.

– Да ничего, там еще осталось немножко…

– Немножко. На один разок. Одну рану заживить. А было б на три, на четыре. Дурак как есть, разбазариваешь ценный припас…

Костер уже почти потух. Раздосадованный, что сызнова сотворил глупость, Иван завернулся в теплый мятель, подложил под голову кулак и закрыл глаза. Сон, правда, все равно не шел. Голову распирало от думок. О родном княжестве, о древних временах, о их с Яромиром пути на остров Буян…

И о Кащее Бессмертном. О нем Иван размышлял особенно упорно. Вспоминал сказ деда Бояна, ломал голову над каждой строкой. Крепкой памятью младой княжич похвастаться не мог, но вот именно эта песня почему-то в нее врезалась.

– Слушай, а я вот тут подумал… – произнес он. – Кащей – он бессмертный, верно?

– Вроде так, – ответил Яромир.

– А если ему руку отрубить, что будет?

– Новая вырастет.

– А если ногу?

– То же самое.

– А голову?

– Голова новая вырастет.

– Ага… – задумался Иван. – А вот если исхитриться и разрубить Кащея точно пополам? Вдоль. Чтоб были две одинакие половинки. Тогда как?

– У-у-у… а вот это трудный вопрос…

– Может, он тогда все-таки помрет?

– Может, и помрет. А может, наоборот, из каждой половинки другая вырастет. И будет у нас два Кащея.

– Так это ж тоже хорошо! – оживился Иван. – Они ведь тогда наверняка передерутся!

– А ну как не передерутся? Ну как подружатся, да вместе на нас и накинутся?