Алёна Реброва - Цветные Стаи

Пена, который спустя полгода все еще с трудом передвигался на коляске, пытался говорить с Морским, но тот не отвечал. И хотя оранжевые пели каждый вечер, змей не считал нужным показываться и тем более отдавать людям свою шкуру. Вполне возможно, она и не обладала теми свойствами, которые требовались для приготовления мази. Стать оранжевым иначе, кроме как родившись им, теперь стало невозможно.

Защита заключенных от солнца стала нашей главной задачей. Фиолетовые каждый день поставляли полотна ткани из водорослей, которая могла защитить от лучей, но этой ткани не хватало прочность. Раньше стражники делали защитные костюмы, добавляя в ткань волокна, выращенные оранжевыми… теперь у нас такой возможности не было. Земли едва хватало для выращивания съедобных растений.

Погодник пришел в себя через четыре месяца после того, как проснулся. Долгое время он не узнавал ни отца, ни даже Барракуду. Как это ни странно, первым он узнал Лашуню. Потом, кусок за куском, его сознание воскресило образы остальных. Надо было видеть его лицо, когда он узнал, что произошло за все это время…

Я попросил Погодника научить заключенных концентрации, которой он когда-то научил меня.

Забавно, но до момента, когда колдун впервые заговорил с заключенными, они считали его не больше, чем глупой сказочкой островитян, пытающихся запугать новичков. Синий огонь на пустом месте? Ищи дурака…

Однако, после болезни у Погодника не выходило ничего, кроме крошечной синей искры, которую и видели-то не все. Это его убивало, колдун пытался снова и снова, пока к нему не вернулась часть прежней силы. Тогда он и выступил перед заключенными по моей просьбе.

Он начал со своего любимого трюка с синим огнем. Усевшись, скрестив ноги, Погодник сжал ладони и начал медленно отдалять их друг от друга, и чем дальше они становились, тем больше разрастался язычок синего пламени.

Заключенные были шокированы, многие терли глаза и моргали, пытаясь стряхнуть наваждение. Кто-то закричал, что это обман, и тогда огонь Погодника тут же угас. Колдун посмотрел в сторону того, кто кричал, и говорившего объяло яркое фиолетовое пламя.

Испуганные крики зарвавшегося заключенного стоили всех многочасовых усилий, колдун вошел в раж. Он творил все новые и новые фокусы, у него получалось все лучше и лучше. Мне пришлось останавливать его, пока он не вызвал очередную бурю на свою голову.

После того вечера к Погоднику окончательно вернулись прежние силы. Он согласился обучить всех желающих усмирять жгучее солнце одной только силой мысли. Их оказалось немного, около десяти, и девять из них так и не смогли научиться. Однако один все-таки смог, и он стал частью фиолетовой стаи, одним из погодников.

Жизнь на Огузке протекала в бесконечной работе, в проблемах, которые накатывали одна на другую, как набегающие на берег волны. Однако медленно, очень медленно жизнь выточила себе привычное русло. Дни становились все спокойнее, появились планы на месяцы, а потом и на годы.

Знаменательным событием стало рождение сына Погодника. К ужасу Барракуды у него тоже было три глаза, один из которых отливал фиолетовым перламутром. Мальчик отлично переносил солнце и отделался одним только раздражением на коже, когда Луна случайно взял его, забыв вымыть руки от морского камня.

– У его детей будет пятнистая кожа! – заявила Яшма, со знанием дела рассматривая новорожденного.

Я не мог не заметить выражения ее лица, когда она смотрела на чужого ребенка.

Однако, завести собственных детей у нас не получалось. Сперва мутантка вообще не могла забеременеть, а потом у нее один за другим случились выкидыши. Дальше мы боялись даже пытаться. Дело было не в ней, это было очевидно, и я предложил ей расстаться. Она сказала, что ей нужно обдумать это и ушла к Василию.

Я знал, что так будет правильно, но в душе меня рвало на части. Мысли о том, что я потерял жену, сводили меня с ума. В то время каждую свободную минуту я проводил на берегу или в воде, как всегда, надеясь, что спокойствие волн рано или поздно передастся и мне.

По случайности в один из таких вечеров, когда я плавал по дну, на берег пришла Яшма. Видеть друг друга было невыносимо больно, я знал, что не должен показываться ей на глаза, чтобы она смогла отпустить свои чувства. Я хотел нырнуть обратно в воду, но вместо этого стоял и смотрел на Яшму, как идиот.

Нас потянуло друг к другу, как магнитом, я не успел даже понять, как оказался возле нее, как она оказалась у меня в руках. Мы оба плакали.