Рин Чупеко - Сердце сумрака [litres]

Лорд Фокс взял в руки ее ладонь, склонился к ней и поцеловал внутреннюю сторону запястья.

– Потеряв связь с Тией, я не умер. Но постоянно ждал, что новый день станет последним. Я так больше не могу, Инесса. Не могу быть одновременно и живым, и мертвым. – Он развернулся так, что теперь обнимал принцессу, его руки легко и привычно покоились на ее бедрах. – Она собирается меня спасти. Она знает заклинание, способное вернуть меня к жизни, чтобы мое сердце вновь забилось по-настоящему. Но для этого ей нужна Первая Жатва – тот самый ингредиент, который необходим для сердца сумрака. И чтобы отыскать его, она пожертвует собой – и кем угодно. – В нем вспыхнула злость. – Тия изменилась. Порой мне кажется, что я больше не узнаю свою сестру.

– Тогда прочти то, что она оставила тебе, – нежно настаивала принцесса Инесса. – В этих письмах могут крыться объяснения ее поступков, хотя слова содеянного и не изменят.

Когда лорд Фокс взглянул на принцессу, я заметил их сходство с Костяной ведьмой. У брата и сестры были темные глаза, одинаковые упрямые подбородки, и Фокс смотрел на Инессу с тем же выражением лица, что и Тия – на Калена.

– Я боюсь, – откровенно признался он.

– А я нет. – Принцесса улыбнулась. – Ты хотел знать, почему Тия покинула Кион. И ответ на этот вопрос носишь с собой уже почти неделю. Нельзя гнаться за ней и в то же время прятаться от ее слов.

Но даже эти доводы не убедили мужчину достать письма.

– Она слабеет, – вмешался я, и он переключил свое внимание на меня. – Всякий раз использование рун истощает ее. Однажды она обмолвилась, что сердца тьмы надолго не хватит.

Тогда лорд Фокс вынул толстую пачку бумаг и уставился на нее. В этот миг он выглядел уставшим и измученным; если не время, то любовь к сестре состарила его.

Наконец он прерывисто втянул воздух и протянул мне листы.

– Ты был рядом, когда она начала рассказывать свою историю. Так поведай мне ее конец.

Я принял письма из его рук. Коснувшись пальцами мягкого пергамента, я заметил слабые разводы на буквах изящного почерка. Моего натренированного глаза хватило, чтобы понять: эти пятна вызваны не потекшими чернилами, а слезами.

Небеса цвета спелого граната над нашими головами постепенно затянули темные облака, подарив нам всего несколько часов краткой передышки перед началом бури.

Мне всегда была ведома Тьма.

Она была моим другом. И в то же время врагом. В некоторые дни мои глаза застилает пелена, закрывая от меня то, что должно быть явно. А в другие – я смахиваю этот туман и вижу все намного четче, чем было раньше.

Мне кажется, тьма жила во мне задолго до того, как я подняла своего брата из могилы. Просто мое серебристое сердце позволило ей заговорить, почувствовать, что тьма тоже может испытывать голод…

В этом нет вины Фокса. Как нет вины леди Микаэлы.

Я рассказала барду большую часть своей истории – кроме ее конца. Как только мы покинем Даанорис, ему станет слишком опасно путешествовать со мной и Каленом. Поэтому я пишу об этом сейчас – со столь необходимой мне ясностью взора. Я пишу, пока туман рассеялся. Пока я могу видеть.

Я сожалею о многих вещах, но об этом не жалею ни капли.

Стоит начать свой рассказ со счастливого воспоминания. В нынешние дни их осталось совсем немного. Пока я это пишу, Кален вместе с моим ази патрулирует город, а Халад кует свое творение. Сегодня во дворце Сантяня мне предстоит долгое ночное бдение, в обществе исключительно своих мыслей.

Мой брат всегда просит меня быть откровенной, хотя порой, я знаю, от моей прямоты ему становится не по себе.

Так позвольте мне быть откровенной и теперь.

В день нашего отъезда в Истеру я проснулась позже необходимого, испытывая огромное желание отсрочить этот час. С глухим ворчанием я перевернулась на живот и, прижавшись лицом к простыням, довольно втянула носом их запах. Здешняя кровать была жестче моего привычного мягкого ложа в Доме Валерианы, но нравилась мне гораздо больше. Потому что простыни в моем аша-ка не благоухали его ароматом, ни одно одеяло не могло сравниться с его теплом. Только к нему я могла прильнуть и забыться сном без мучающих меня кошмаров, как это бывало последние три месяца.

Кровать рядом со мной прогнулась, его губы проследили дорожку на моей коже.

– Тебе пора вставать, – хриплым ото сна голосом прошептал Кален, но коснувшаяся моей голени грубая ткань подсказала, что он уже оделся. Прищурившись, я покосилась на окна. На улице только начинало светать. Из нас двоих ранней пташкой всегда был именно он. Сейчас мне больше не требовалось посещать занятия в квартале Ив, однако из-за необходимости развлекать гостей в аша-ка по ночам я часто забиралась в его кровать глубоко за полночь.