Илья Юдачёв - Хроники ворона [Книга первая] [СИ]

– Понял, мой господин.

– Это хорошо, что ты понял. А то всякий раз, как мы встречаемся с Элаясом, я вижу среди арестантов знакомую рожу. Взять хотя бы сегодня. Как там зовут этого кузнеца, мужа одной из моих служанок, Анжелики?

– Хуго, мой господин.

– Да, точно, Хуго.

Друнвельд сделал глоток вина и после некоторой паузы продолжил:

– Хорошая баба, знаешь ли, эта Анжелика. Мне ее даже немного жалко. И утешить-то некому теперь ее будет. Муженька-то своего она уж точно теперь не увидит. Ну ничего, найдет себе другого такого же Хьюго, хе-хе.

– Хуго, мой господин.

– Ну да, Хуго, кого ж еще.

Анжелика догадывалась, о каком Элаясе шла речь в ту ночь. Элаяс Лисий Хвост, известный на всю округу разбойник, по слухам занимающийся поставкой рабов в южные королевства. И теперь Анжелика знала, откуда он этих рабов берет.

Но от этого знания лучше ей не становилось. Ведь поделать с ним она не могла ровным счетом ничего.

От афрейского ворона Анжелику отвлекла сцена, в которой участвовали ее соседи и местная стража. Сцена, так похожая на ту, в которой она и сама участвовала не так давно вместе со своим Хуго. В точно такой же прохладный весенний вечер. В точно такую же первую пятницу месяца – день уплаты налогов.

– Ну войдите в положение, господа стражники, нету у нас трехсот пятидесяти крон, ну нет! Я смог заработать только двести тридцать, работая при этом день и ночь! Смилуйтесь, прошу вас. Возьмите пока то, что я успел заработать, а в следующем месяце я отдам больше. Отдам и положенные триста пятьдесят и те сто двадцать, которые задолжал.

– Я тебе еще раз повторяю! Не можем мы войти в твое положение! Служба у нас! А теперь собирайся и топай с нами!

– Смилуйтесь, благородные господа, видит Бог, не виноват я, что упал спрос на мои изделия! Не забирайте меня, прошу!

– Так, все, мне надоело! Глэм! Иствуд! Хватайте его и марш в комнату дознания! – проорал старший из троицы стражников.

«Благородные господа», как выразился ремесленник, проворно повалили его на землю и быстрыми, отработанными движениями связали ему руки, после чего под отчаянные крики и плач его супруги повели злостного неплательщика налогов в направлении здания службы дознания.

Анжелика наблюдала за этим, и воспоминания о собственном горе накатили на нее с новой силой, а в глазах опять появился блеск. Но уже не слезы.

То были огоньки злобы. Пусть и бессильной пока что.

А ворон все не улетал, с любопытством наблюдая за реакцией служанки на происходящее.

Она снова посмотрела ему в глаза, и от этого ей стало вдруг немного легче. По телу растеклось тепло странной, неведомой уверенности, и Анжелика ощутила нечто доселе чуждое – ей начало казаться, будто она способна на что-то повлиять. Способна, если и не вернуть того, кого у нее отняли, то хотя бы забрать что-то взамен…

Что-то вполне конкретное. И равноценное ее потере.

Ей вспомнилось, как мама читала ей в детстве книгу под названием «Мифы Ригерхейма». В памяти навсегда отпечаталась одна пугающая легенда, настолько удивительная и переполненная мраком, что некоторые выдержки из нее Анжелика запомнила дословно, будто те дожидались своего часа.

«Они придут. Только позови их. Проси о мести, если слаб. Проси, если можешь дать что-то взамен, и каждый получит по заслугам. Они неизбежны. Они неотвратимы. Они сделают то, что должно. Верь».

И Анжелика поверила. И Анжелика начала просить.

Какому-то любопытному прохожему, засмотревшемуся на дом служанки, показалось, что она с уж больно серьезным видом, словно человеку, объясняет что-то севшей на перила ее балкона неказистой черной птице. Но слов было не разобрать.

– Вот дура. – шепнул прохожий себе под нос.

Афрейский ворон резко взмыл вверх, через минуту став небольшим черным пятном, летящим куда-то на север, еще через несколько минут – черной точкой на горизонте, а затем и вовсе исчезнув из виду. Анжелика провожала его взглядом.

И во взгляде этом была надежда.

Прошел ровно месяц с момента последней встречи Друневльда фон Рерика с работорговцами, на которой он выдал Элаясу Лисьему Хвосту «всего пять» своих заключенных, среди которых был и муж Анжелики.

На улице темнело. Друнвельд сидел на лавочке в своем саду и уплетал яблоки, размышляя над тем, как хорошо, но утомительно быть мэром города. Его душу переполняла гордость за предоставленную честь управлять целым городом, а также удовлетворение от осознания того, какие плоды ему приносит его непосильный труд.