Все события мифа, происходящие в доисторическом, вневременном прошлом, суть прецеденты (смерть пришла в мир, потому что…; зайцы зимой белые, потому что…; люди научились разводить огонь после того, как…) и суть образцы (в ключевых точках пространства и времени, например на равноденствие и солнцестояние, следует выполнять такие-то ритуалы, потому что так делали боги и первопредки, а иначе мир рухнет).
Персонаж мифа – бог, человек, зверь или птица – это тот, кто первым совершил нечто (создал небо и землю, принес огонь, упустил бессмертие), и после этого мир стал таким, каков он сейчас. Дарр Дубраули как раз и претендует на роль первопредка-демиурга, поэтому с завидным постоянством утверждает, что именно он – первая ворона, которая придумала имена, стала уносить души людей в посмертие и т. п.
Все эти тезисы суммирует загадочная формула Алексея Лосева, которую мы вынесли в эпиграф: «Миф есть развернутое магическое имя». Что это значит? Герой мифа и его имя – едины. Мы говорим «Прометей», «Гильгамеш» или «Адам» – и все их истории уже содержатся в этих именах (Адам – первый человек, который…). Истории эти чудесны («магичны», по Лосеву), и миф – это повествование, в котором они разворачиваются.
Роман «Ка» – книга развернутых имен. Что такое Ка? что такое Имр? кто таков Дарр Дубраули?
А кстати, что такое Имр?
Краули играет с читателем, подбрасывая ему несколько версий; изящество замысла в том, что все варианты сводятся к одному и тому же. Да, Имр – это мир людей… но как же тогда Певец и Лисья Шапка отправляются туда из людского поселения? Имр – мир посмертия, но в нем обитают и Уродливые Человечки, и, очевидно, европейские фейри, и персонажи сказок, легенд и… мифов, разумеется.
Имр – это мир мифа, в том числе мифов о том свете и о поисках бессмертия, а значит – мир имен, которые тождественны вещам (знать имя вещи означает знать ее суть и обрести над нею власть). В определенном смысле там нет ничего , кроме имен, которые Дарр Дубраули и приносит из Имра в Ка. Имр – это мир людей, потому что Краули отождествляет миф с культурой как таковой; и это мир смерти, потому что она существует, то есть рассказывается , только в культуре.
И мы возвращаемся к постмодернистской текстуальности Краули: Имр – то есть всё на свете, кроме Ка, – есть текст, повествование, история, и попасть туда можно только путем рассказа, как это и делают Певец и Лисья Шапка: они рассказывают Дарру о мире ином и таким образом оказываются там.
А еще Имр – это пространство, поэтому Дарр находится «в явлении» и «в руинах Имра», а не «при них» или «во время их»; да и Будущее (еще одно понятие, принесенное Дарром в Ка) – это страна. Понятно почему: миф – это, помимо прочего, еще и история о пересечении пространства, это особая организация пространства, с сакральным центром, небесами и преисподней и т. д.
Но тогда что же такое Ка? Это не мир смыслов, а эмпирический мир жизни, где мертвые суть мясо, еда, «мертвые, и всё», а вещи – только вещи, и всё, хотя их великое множество. Это мир, где есть только конкретное, единичное, а смерти нет: у ворон, как мы знаем, мертвых не бывает, и повествователь подробно объясняет почему.
Имр, как прямо сказано в романе, – место, где представления и верования людей являются истиной, то есть это – определенная модель мира. Люди не способны на непосредственное восприятие реальности, доступное животным, а значит, не могут попасть в Ка, но если и попадают, то лишаются памяти, не могут ее осознать, потому что для памяти нужны имена, а они существуют только в Имре.
Дарр Дубраули перемещается между мирами. В Ка он умирает, а живет и рассказывает историю имя «Дарр Дубраули», которое существует в Имре и не может умереть. Один раз попав в Имр, Дарр уже не может его покинуть и поэтому оказывается в плену человеческих историй – от эпоса о Гильгамеше до мифа об Орфее и Эвридике. Последний случай особенно интересен: Дарр сам себе рассказывает историю об Имре внутри Ка и создает Вороний Имр по лекалам Людей. Если он находится в Ка, то На Вишню вернуть невозможно, потому что возвращать нечего – ничего и не было, кроме костей и перьев. Но и в Имре вернуть ее нельзя: иное, не-плотское существует, но оно уходит навсегда и не возвращается; так утверждает повествование, и ни опровергнуть его, ни выйти за его пределы невозможно.
В Имре Дарр Дубраули снова и снова проживает то, что Джозеф Кемпбелл, заимствовав удачное слово у Джойса, назвал «мономифом». Это рассказ о том, как герой покидает свой дом, переходит границу или, что то же самое, спускается в преисподнюю, обретает или утрачивает там нечто и возрождается/перерождается, становясь царем или божеством, принося благо своим соплеменникам.
Читать дальше