Валерий Большаков - Союз нерушимый? [litres]

Время шло, свежий воздух вливался в легкие, звери с птахами привыкли к охотникам, а у тех азарт не остывал, приправляя жизнь остротой ощущений. Михаил Андреевич облизал сухие губы, обтер потную ладонь о штанину. Где же добыча?

И тут, словно соткавшись из теней, возник кабан, огромный секач с клыками в ладонь. Темная с проседью щетина покрывала тушу – чудовищный ком тугих мышц. Басисто хрюкнув, вепрь развернулся, чтобы посмотреть в наветренную сторону – шея у бестии отсутствовала напрочь.

Суслов и сам не понял, когда он успел стянуть с плеча карабин, взвести и вскинуть. Резкий выстрел спугнул маток – у них даже ноги подкосились, а пуля ударила секача в левую лопатку. Но не убила и даже не повалила.

– Рано, рано стрельнул… – вздрагивавшим голосом просипел Брежнев. – Ничего-о…

Вепрь развернулся, качнувшись, и бешеным колобком рванул прямо к вышке, злобно визжа в низкой тональности, почти рыча.

Выстрел Брежнева был точен, и последние метров пять секач несся уже мертвым, уходя в перекат.

– Все! – вырвалось у Леонида Ильича. Сдерживая бурное дыхание, он вскинул ружье. – Готов! Как мы его, а? Ухайдокали в четыре руки!

– Отличный выстрел, – поддакнул Федоров. – Наповал!

Спускаясь с вышки, Суслов и сам удивился – взбодрила его охота! И ни одной мысли о том, что осталось за лесом, в Москве – и до самых, до окраин…

– А помог твой эликсир! – в изумлении задрав пышные брови, сказал Брежнев. – Это надо же, а? Ты не представляешь себе, Михал Андреич, каково это – ложишься усталый, разбитый, а заснуть – никак! Опять глотаешь это проклятущее лекарство – и как в черный колодец. А встанешь – и жизни не рад. Разваливаешься на ходу, говорить нормально и то не в силах, и муть эта, муть в голове! Порой весь день мучаюсь, не соображаю ничего, как в чаду весь, а под вечер снова в черноту… А тут… – он повертел головой. – Живой! Ах ты…

Михаил Андреевич вздохнул с облегчением – хоть не зря эликсир израсходовал.

– Только одно условие, – построжел он, – никаких лекарств! Так старец говорил.

– Это я тебе могу обещать! – засмеялся Генеральный. – Да хоть всю аптечку в унитаз! Пошли-ка, перекусим… Михаил Сергеич!

На месте стоянки уже готов был импровизированный пир.

Брежнев достал припасенные гостинцы и передал Федорову.

– Вот тебе «четвертинку» и конфеты хозяйке и ребятишкам.

– Спасибо, Леонид Ильич!

– Да чего там… Володя!

Медведев умело разлил коньяк по серебряным стопочкам, а Суслову плеснул глоток «Хванчкары».

– Ну, будем! – бодро сказал Брежнев и опрокинул стопку.

Охотничьи колбаски подогревались тут же, на аккуратном костерке.

Михаил Андреевич выцедил вино и ухватил вилкой копченость. Хорошо! Он зажмурился даже, впитывая кожей лица весеннее солнце. Здесь, наверное, даже зимой хорошо – тихо, только в соснах ветер путается, шуршит хвоей, шишки роняет… Летом и вовсе чудно – зелень, цветы, шмели! Птицы поют, жизнь бурлит… Зато осенью тут здорово думается…

– Михаил Андреевич, – заговорил Брежнев, подходя. – Признайся, чего ж ты со своим эликсиром расчудесным расстался?

– А стыдно стало, – улыбнулся Суслов. – Я и так двойную дозу выпил, с меня довольно. Вот, я с тобой и поделился по-соседски. Кабинеты-то рядом! У меня второй, а у тебя первый!

Генсек засмеялся, радуясь воскрешению из полуживых и еще не веря, что это надолго.

– Вспомнил сейчас, – заговорил он, улыбаясь, – как я однажды сказал о тебе… уже и не помню кому: «Этот человек боится только сырости!» А теперь, похоже, тебе и дождливая погода не страшна!

– Пугаюсь еще по старой памяти, – усмехнулся «человек без галош» и посерьезнел: – Дело есть к тебе, Леня. Важное. Когда лучше подойти?

– А чего откладывать? Вон, пошли, присядем. – Присели они на поваленное, обкорнанное дерево, выбеленное дождями. Оглянувшись, Михаил Андреевич начал с вопроса:

– Тебе Пельше ничего не докладывал по «Ностромо»?

– Было что-то на днях, – нахмурился Брежнев, вспоминая. – Только я не все понял. И не слишком поверил.

Суслов не спеша, обстоятельно рассказал почти обо всем, что узнал сам, а для большей убедительности передал «соседу по кабинетам» распечатки. Брежнев углубился в чтение, шевеля губами. Оторвался и серьезно сказал:

– Хорошо, что ты меня этой «живой водой» напоил. Я теперь во что угодно поверить могу! Вот, читаю, как этот негритос погонит нас года через два, а удивления – ноль целых, ноль-ноль…

– Нельзя нам оттуда уходить, Леня, никак нельзя! – озабоченно покачал головой Суслов. – С Африканского Рога и Красное море – вот оно, и океан Индийский, и Персидский залив. Да пол-Африки, считай! А Сиаду Барре надо срочно искать замену – послушного, покладистого аборигена, чтоб не выпендривался, а делал, что мы велим.