Валерий Большаков: Союз нерушимый? [litres]

Поглядывая в зеркальца, вертя головой, генерал на секундочку снял руку с баранки и ткнул большим пальцем себе за спину:

– В багажнике у меня ваша микроЭВМ [4] Термином микроЭВМ советские инженеры обозначали персональные компьютеры. и… еще один «Коминтерн». Мы его только наполовину собрали, не успели просто. Хотели оставить себе, а прототип вернуть. Ну я уж не стал дожидаться понедельника, решил вот вас поэксплуатировать!

Похоже, генерал обращал в шутку свои извинения – в его веселом голосе проскальзывала неуверенность.

– Дособирать? – ввернул я перл. – Да не вопрос! Было бы из чего.

– Все есть! – с забавной гордостью сказал Револий Михайлович и мягко добавил газку. – Целый ящик!

Движок зафырчал с металлическим призвуком, а я малость заностальгировал – когда сдавал на права в девяностых, мучил именно «ГАЗ-24», судорожно тиская руль и нещадно паля сцепление…

– Программы – вот что главное! – Переключив передачу, генерал поднял руку, указуя пальцем вверх. – А они просто чудо!

– Не смущайте меня, – ухмыльнулся я, и Суслов захохотал. – Моего личного участия в этом чуде не так уж и много, просто довел до ума кое-какой софт, как американцы выражаются. Но все равно приятно. Хотя, если честно, программирование – это самое легкое, Револий Михайлович. Не верите? Да правда! Сейчас надо решать задачку посложнее: как использовать эти мои чудо-программы, как их распространить, чтобы они заработали по-настоящему?

– Мысли есть? – деловито спросил директор ЦНИИРЭС.

Я важно кивнул, подпуская в свой чересчур взрослый образ немного нарочитой детскости.

– Нужно срочно выпускать гибкие магнитные диски… – начал я вдумчиво, лапая справа ремень безопасности – и тут же вспоминая, что на «Волгах» он появится лишь два года спустя. – Э-э… чтобы записывать на них готовые программы. Ну и раздавать спецам.

– Шугарт из Ай-би-эм вроде предлагал восьмидюймовый ГМД [5], – заметил генерал.

– Я в курсе, – солидно сказал я, – но диск в три с половиной дюйма выйдет куда удобней.

– Это… вот столько? – Револий Михайлович развел пальцы.

– Около того, – кивнул я. – Сам ГМД запихнуть в жесткий пластмассовый корпус и приделать такую металлическую втулку с установочным… установочной дыркой. Накопитель захватит втулку – и по этой проймочке правильно выставит диск.

– Ага… – протянул генерал, соображая. – Ага… Тогда не надо делать отверстий в самом ГМД.

– Так именно! – с жаром воскликнул я.

Мы с чувством, с толком, с расстановкой обсудили конструкцию дискеты, а «Волга» тем временем выскочила на Рублевское шоссе, промчалась с ветерком и, не доезжая до МКАДа, свернула к госдаче Михаила Андреевича Суслова.

Меня, привыкшего к помпезным дворцам и безвкусным замкам на Рублевке, «Сосновка-1» ничем особенным не поразила. Обычная дача, добротный дом в два этажа, срубленный еще до войны. Зато воздух тут – не надышишься. Настоянный на хвое вековых сосен, с резковатым снежным привкусом, он лился в грудь свежо и обильно.

– Мы тут с женой все лето живем, – оживленно сказал Револий Михайлович, выходя из машины, – а зимой только по выходным наезжаем. Дима, привет!

Поздоровавшись с охранником, генерал проводил меня в дом.

– Тут столовая, гостиная, кухня, бильярдная, – обвел он рукой пространство первого этажа. – Вон там моя комната… Здравствуйте, Нина!

Выглянувшая из кухни горничная, немолодая женщина, склонная к полноте, сразу заулыбалась.

– И вам здоровьичка, Револий Михалыч, – сказала она напевно, вытирая руки о передник. – Кушать не хотите?

– Лучше я потерплю! – рассмеялся Суслов. – А то опять от Оли выговор получу – за кишкоблудство!

– Обед ровно в час, – напомнила Нина и шутливо добавила: – Явка строго обязательна!

– Так точно! – по-армейски отчеканил генерал. Посмеиваясь, обернулся ко мне: – Или давай в гостиной разместимся?

– Давайте, – согласился я, осматриваясь, – там вроде посветлее…

Если обстановка дачи и впечатляла, то скромностью – во всех комнатах стояла казенная мебель с инвентарными бирками, зато всех лет выпуска, даже довоенного стиля попадалась – тяжелая, основательная, сбитая из клееного щита. На стенах висели дешевые литографии – и много, очень много книг. В шкафах, на полках, на столе и даже на подоконнике.

Из простенького образа выпадали высокие напольные часы английской работы в корпусе красного дерева. Медный маятник качался столь мерно, что, чудилось, растягивал секунды.