Наталья Осояну - Звёздный огонь [litres]

Вот и теперь она ненадолго провалилась в сон, а принцесса тем временем исчезла.

– Ваше высочество! – позвала Фаби и услышала в собственном голосе страх.

Неужели что-то случилось? Нет, невозможно – это ведь Сады, здесь безопасно… С трудом уняв тревогу, она вышла из беседки и огляделась: повсюду царило безмятежное вечное лето, над кустами жасмина гудели пчелы, а где-то неподалеку играла гитара. Пальцы невидимого музыканта заставляли струны звучать то грозно и жестоко, то жалобно и щемяще; мелодия, исполненная светлой печали, была прекрасна до слез. Фаби знала всех бардов, удостоившихся чести играть в Садах, но не назвала бы ни одного, способного на такое. Невольно позабыв о принцессе, она свернула на тропинку, ведущую к озеру, и вскоре оказалась на берегу.

На камне у самой воды сидела девушка. У незнакомки, одетой в простое белое платье, были темно-рыжие волосы, заплетенные во множество косичек, украшенных монетками, кольцами и разноцветными лентами… а еще у нее были крылья. Ослепительно-белые, большие – на зависть любому из ручных лебедей, обитавших на другой стороне озера, – и настоящие. Сложенные за спиной, они то и дело подрагивали, когда музыкантша недовольно хмурилась или, наоборот, улыбалась, думая о своем.

«Я сплю, – подумала Фаби, ошеломленно отступая, будто опасаясь спугнуть восхитительное видение. – Она мне снится…»

Когда-то здесь уже жил крылан, но было это давно и закончилось плохо. «У него оказался буйный нрав, – только и сказал распорядитель Садов в ответ на осторожные расспросы Фаби. – Его пришлось продать». Тот человек-птица, как говорили, обладал угольно-черным оперением. Диковатое существо, представлявшееся ей в фантазиях, было скорее птицей, чем человеком, и уж точно не имело ничего общего с прелестной незнакомкой, игравшей на гитаре куда лучше самого умелого из дворцовых бардов.

– …Это меня пугает, – проговорил знакомый голос, едва пробившись сквозь чарующую музыку. – Я ничего не могу с собой поделать. Вы понимаете, насколько далеко все зашло?

Фаби оглянулась и увидела Ризель: принцесса стояла спиной к озеру, держа за руку незнакомого магуса. На ее появление они не обратили внимания.

– Я все понимаю, ваше высочество, – сказал магус. – Не надо больше слов – они опасны даже здесь, и вы это знаете.

На его правой щеке виднелся уродливый шрам, похожий на кракена, – след давнего ожога, – столь необычная примета среди высокородных аристократов, в чьем распоряжении всегда имелись целители, что Фаби сразу поняла, кто перед ней. Это был сам Рейнен Корвисс, много лет назад отправившийся в путешествие по Дороге печали, как называли в клане Ворона ритуальное изгнание наказанных… или тех, кто наказывал себя сам. Иногда говорили, что таким образом бывший глава семейства пытался расплатиться за то, что Бдительные не сумели найти лекарство для капитана-императора. Фаби подозревала, что слухи если и не далеки от истины, то уж точно не затрагивают истинной причины его… ухода? Изгнания?

Того, чем Дорога печали была на самом деле.

– Что с королевой? – спросил Рейнен. – Как поживает ее величество Алиенора?

– День нашего с вами расставания был последним днем, когда я видела королеву, – тихо проговорила Ризель.

«День расставания, – мысленно повторила Фаби. – Последний день…»

Еще одна тайна, случайно раскрытая в присутствии незаметного воробышка: императрица заперлась в Садах после трагической гибели Амари, младшего принца, а ведь это случилось примерно три года назад. Значит, Рейнен Корвисс появился в Облачной цитадели вовсе не впервые за сорок лет.

Зачем же он пришел?

Фаби, изо всех сил стараясь не шуметь, вернулась в беседку.

…Земля, камень, железо.

Она лежит, придавленная ужасной тяжестью, и не может пошевелиться. Темно. Холодно. Тихо. О-о, Заступница, где же ты? Если это и есть посмертие, то оно стократ хуже самых страшных сказок о царстве Великого Шторма, о Крабьих лугах. Пусть будут кракены и мерры, пусть ураганы сталкиваются на просторах бескрайнего океана, тратя в бесцельной битве силы, которых хватило бы на сотворение нового мира, пусть будет что угодно – но только не лишенное времени место, населенное спящими тварями, ожидающими своего часа. Они рядом, они близко: хоть вокруг темно, она все-таки чувствует подле себя бесчисленные шипы, клешни, иглы, лезвия. Облачная цитадель не знает, что под ней таится воплощенная смерть, тихая смерть, спокойная смерть, – таится и ждет.