Денис Миллер - Кодекс Арафской дуэли [litres]

Монтейн споткнулся на ровном месте:

– Что?

– Для меня, Монтейн, для меня. Моя жизнь не принадлежит мне, понимаешь?

– Не очень.

– Да, конечно, где тебе знать об Арафской дуэли…

– Сакральное действо, сродни вызову на дуэль Императора, – проговорил Монтейн.

Кали резко схватил его за плечо и развернул к себе:

– Откуда ты знаешь?

– Ты сам сказал нечто такое утром, когда рассказывал о дуэли принца Одо.

– Проболтался, да? – Кали отпустил Монтейна. – Ладно. Вообще-то это государственная тайна.

– Я тебя за язык не тяну.

– А что ты вообще знаешь про Арафу?

– То же, что и все. Это старинный замок, где раз в четыре года встречает Новый год вся придворная знать.

– Не совсем так, но приблизительно верно. Кто первое лицо в Империи?

– Император, надо полагать.

– Верно. А второе?

– Канцлер.

– Неверно. – Кали подтянул Монтейна поближе и прошептал ему на ухо: – Хозяин Арафы. Но это, – сказал он нормальным голосом, отодвинувшись, – государственная тайна, и знают ее считаные люди в Империи.

– Так, может быть, ты зря мне это говоришь?

– Не зря, но об этом после. Сейчас Арафа стоит без хозяина. Хозяином Арафы становится победитель Арафской дуэли. Участвуют в дуэли десять человек.

– И один из них – ты, – медленно проговорил Монтейн.

– Догадаться нетрудно, верно?

– Нетрудно, – согласился Монтейн.

– Участие в Арафской дуэли – это величайшая честь. – сказал Кали. – Только меня эта честь не радует. Я смертник, понимаешь? Я самый младший и самый неопытный. У меня практически нет шансов.

– И с такими мыслями идти на дуэль? – возмутился Монтейн. – Да еще на эту… сакральную? Когда идешь на дуэль, надо знать, что победишь! На твоей стороне истина!

– Кто-то сегодня говорил, что стихов не любит… – пробормотал Кали.

– Какие ж это стихи?

– Монтейн, – неожиданно предложил Кали. – Перебирайся жить ко мне.

Монтейн недоуменно повернулся к нему.

– Мне кажется, с тобой мне будет веселее. Я весь день не знаю, что ты дальше скажешь и что сделаешь. Я тебя не понимаю, Монтейн! Это так интересно, – засмеялся Кали.

– Боюсь, буду тебе мешать, – медленно произнес Монтейн.

– То есть ты на самом деле боишься, что я буду мешать тебе? Не буду. Нет, буду, конечно, но не так сильно, как ты опасаешься. Во-первых, я не собираюсь все дни напролет держаться около тебя. Во-вторых, я не буду заставлять тебя пить и делать то, что ты не хочешь. И в-третьих, Монтейн, ну исполни предсмертную просьбу, а?

– Когда дуэль?

– В том-то и проблема – неизвестно. Пока нет последнего участника. И это может продлиться долго.

– То есть предсмертных просьб я от тебя услышу еще немало, – проговорил Монтейн.

– А в-четвертых, – вкрадчиво сказал Кали, – ты посвящен в важнейшую государственную тайну. Если ты откажешься переселиться ко мне, переселишься в одиночную камеру. У моего папы под рукой есть несколько надежных тюрем. Я попрошу, чтобы он разрешил тебе выбрать, в какой поселиться.

Монтейн неожиданно развернулся и выбросил вперед сжатый кулак. Кали уклонился:

– Нет, только не по носу! – и мигом принял боксерскую стойку.

Монтейн отступил.

– Слушай, ты же граф, в конце концов! – воскликнул он обиженно. – Если б я был графом, богатым и знатным, да пусть даже с этой дуэлью… сакральной… я бы так себя не вел.

– А как?

– А я знаю? Не так! Ты бы в мою шкуру влезть попробовал!

– А что у тебя за шкура?

– Нищий. Безродный. И никаких перспектив! У моего отца было именьице, да только он его пропил-прогулял еще до моего рождения. Он на фермерской дочке женился, так мы у деда-фермера жили в приживалах. Так ведь и к фермерской работе меня не подпускали – как же, дворянский гонор, нельзя! Разве что в конюшне: коневодство – благородное занятие, это можно. Я у тебя только грумом мог бы служить, и то вряд ли, потому что у меня никаких рекомендаций нет. И все, что я умею, – это за лошадьми ухаживать, да стрелять, да в карты играть!

– А Политех?

– А кому я там нужен?! Я же не знаю ничего! Так, несколько книжек прочел. Ты нашу деревенскую школу видал? Это у тебя учителей были десятки, а ты даже слова «археология» не знаешь! Что ты все эти годы делал?

Монтейн, не жалея ботинка, пнул фонарный столб.

– И плачется еще: ах, я самый младший! Опыта нет! Мозгов у тебя нет, вот что!!! Сколько тебе – двадцать?

– Двадцать два.

– Полжизни прошло, а ты ничего не сделал еще! Обалдуй полный! А мне семнадцать! Я свои мозги каждый день упражняю, чтобы еду добыть! А время летит! Я вместо того, чтобы алгеброй заниматься, очки в картах высчитываю!