Сирена Селена - Служанка с Земли - Радужные грёзы [publisher - SelfPub]

/ Эльвира Лафицкая /

Дорога до Донтрия занимала уже пять недель пути, из которых первые три выдались крайне напряжёнными. Мы останавливались в придорожных тавернах лишь на короткие передышки для иррисов и пополнение запасов пищи, а затем вновь трогались в путь. И я, и Ладислав ужасно вымотались, малыш после пережитого стресса впал в состояние апатии, а моё сердце обливалось кровью, когда я смотрела в потухшие глаза ребёнка. Я крепко прижимала Славика к себе и с болью отмечала, как он послушно молчит всю дорогу, будто понимает, что мы с каждым днём удаляемся всё дальше и дальше от того места, что раньше было ему домом.

Я же сама всякий раз нервно вздрагивала, когда кто-то подходил ко мне со спины, и просыпалась среди ночи в холодном поту с крикам: «Нет! Не отдам! Это мой сын!» В моих ночных кошмарах архангелы Норгеша настигали нас и забирали Ладислава себе. Долгие и выматывающие три недели донтрийцы гнали своих скакунов, чувствуя погоню норгешских магов, и лишь через некоторое время после пересечения границы между государствами напряжение в нашем отряде стало постепенно спадать. Я выдохнула.

После вспышки гнева на опушке леса князь Валерн никак не показывал, что относится ко мне негативно. Да и о том, что я стала свидетельницей их драки, догадывался лишь Винсент, но он ни разу не возвращался в наших разговорах к той драке. Если бы я не знала, что князь Валерн хладнокровно заманил ирриса младшего брата в капкан, рассчитывая на то, что Вольный Ветер от болевого шока не даст мне подойти к себе и зашибёт копытом, я бы вполне могла подумать, что князь относится ко мне нейтрально.

Мне было действительно непонятно, почему Валерн так сходу меня невзлюбил. Конечно, я догадывалась, что лорд Тандэр наверняка придумал обо мне ни одну грязную сплетню, а ещё масла в огонь подлило то, что я сама вызвалась зашить его младшего брата, но, тем не менее, я не понимала, почему он так сильно хотел от меня избавиться. Старший князь всю дорогу оставался сосредоточенным и молчаливым, на меня с Ладиславом демонстративно не обращая внимания.

Что касается остальных донтрийцев, то они в принципе казались мне сверхлюдьми: мало спали, сохраняли на лице бесстрастное выражение, переговаривались только по делу, двигались практически бесшумно и умудрялись выглядеть безупречно даже в полевых условиях. Ещё ни одного из воинов я не видела сгорбленным, уставшим или жалующимся на жизнь, при том, что в отличие от меня донтрийцы постоянно держали при себе колчаны со стрелами и несколько клинков, а по ночам выставляли дозорных.

Пока я по десять часов в день тряслась в седле на спине ирриса позади Винсента, у меня было много времени, чтобы всё тщательно обдумать. Я понимала, что для налаживания отношений с людьми в новой стране мне в первую очередь понадобится знание языка, а потому попросила младшего князя мне помочь. Пару раз Винсент отшучивался, что из него плохой учитель, но потом всё-таки согласился преподавать мне родной язык. На всех коротких остановках, а также утром после побудки и вечером перед сном он показывал пальцем на различные предметы и говорил их названия, а я послушно повторяла. Возможно, сказались мои знания английского и французского, возможно, свою роль сыграло то, что наши занятия больше походили на то, как осваивает речь ребёнок, но за каких-то три недели я стала понимать многое из речи воинов.

За время поездки у Славика вылезло четыре зуба, и я стала приучать его к еде с чайной ложки. Конечно, рановато, но на Земле некоторые дети в этом возрасте уже едят с ложки, и я решила, почему бы и не попробовать? Кондитерский шприц я также смогла выпросить у повара в первую же остановку в обмен на то, что показала, как можно промолоть овсяную кашу дважды через кофемолку, чтобы она усваивалась грудничком. Как выяснилось, у молодого повара «Усталого путника» только-только родилась недоношенная дочь, и она очень плохо брала грудь, а как следствие, всё время заливалась ночью плачем, и жена не знала, что делать. Признательность повара не знала границ, и он щедро дал мне и кондитерский шприц, и целый мешок мелко промолотой овсяной каши.

Для суровых донтрийских воинов, как я поняла, стало откровенным шоком, когда они осознали, что я не являюсь кормилицей Ладислава. Конечно, вопросов вроде: «А как же ты тогда подошла к Вольному Ветру?» – не последовало, но судя по высоко поднятым бровям и быстрому обмену взглядами, который они себе впервые позволили при мне, это свидетельствовало об их неподдельном удивлении.