Аделин Грейс - Все звёзды и клыки [litres]

– Это зверь!

– Она все уничтожит!

– Это ее надо казнить! Она убьет нас всех!

В первых рядах я замечаю лицо матери: ее тело словно онемело. Лицо тети Калеи исказилось от ужаса. Между ними стоит Юриэль, вцепившийся в руку матери. Его лицо, некогда раскрасневшееся от вина, приобрело пепельно-белый оттенок. Отец стоит спиной к толпе, и только я могу видеть ужас в его глазах, слышать его рваное дыхание. Когда его руки начинают трястись, он прижимает их по бокам. Мои руки покрыты кровью, и я не единственная, кто стоит, уставившись на них.

– Я не могу тебя защитить, – еле слышно шепчет отец, словно эти отчаянные слова предназначены для него самого. Затем он повторяет их громче жестким надломленным голосом. – Во имя богов, Амора, я не могу тебя защитить!

Я даже не успеваю собраться с мыслями, когда чьи-то сильные руки оттаскивают меня назад. Два стражника хватают меня под руки, избегая острых костяных шипов на моей короне и эполетах, и удерживают меня на месте.

– Прости меня, – грудь отца тяжело поднимается. – Я сделаю все возможное, чтобы это исправить.

Мир кружится. Кружится. Кружится. По моему телу расползается отвратительный холод. Он берет начало где-то в районе желудка, растекаясь по ногам и рукам. Темнота заволакивает мои глаза, угрожая сокрушить мой разум после такого мощного выброса магии.

Если бы стражники не держали меня с обеих сторон, я бы наверняка упала на землю. Мои попытки усмирить зверя отнимают у меня последние силы. Я должна удержать его.

Я стараюсь держать глаза открытыми, сосредотачиваясь на происходящем, чтобы видеть разочарованное лицо отца, когда он отворачивается от меня. Его последний взгляд проникает мне под кожу, заставляя меня вздрогнуть от боли.

Я почти не слышу, что он говорит, но его слова пронзают меня, словно тысяча ножей.

– Отведите ее в тюрьму.

Я останавливаю свой нечеткий взгляд на тюремной решетке, используя ее в качестве якоря, просто чтобы на чем-то сфокусироваться.

Крепко обняв колени, я пытаюсь сохранить оставшееся тепло, пока жгучий холод впивается в мою кожу. Я много раз бывала в этой темнице, но только не в таком виде: без оружия, оставленная в холодной камере.

Мне было всего пять лет, когда отец впервые привел меня в темницу поздней осенней ночью. Мой взгляд был мутным и заспанным, когда мы спускались по крутой лестнице под звездным светом, пока вся остальная Арида спала мирным сном. Только после того, как за нашими спинами мелькнула луна, мои глаза сосредоточились на редких факелах, освещавших тюремные камеры, и отец сказал, что пришло время пробудить мою магию.

Я была в восторге. И все же, чем дальше мы уходили, тем сильнее ощущался холод, пробиравший меня до самых костей. Ко мне пришло осознание, что сейчас произойдет что-то важное, только я не понимала, что именно.

Много веков назад мастера с Валуки помогали строить эту тюрьму в подножии горы, проделав три длинных тоннеля, которые представляют собой три разные темницы.

Первый тоннель предназначается для мелких преступников и коротких сроков. В этом ответвлении всегда мало охраны, а у входа стоят королевские стражники.

Второй тоннель отводится для более серьезных преступлений, таких, как нападение, а иногда даже убийство. Охраны здесь больше, и вся стража – высококвалифицированные маги из разных частей королевства.

В третьем отделении содержатся самые опасные преступники, те, кого мы с отцом определили как наиболее кровожадных. Это тюрьма для тех, кто не просто убил однажды, а будет убивать снова и снова. Для тех, кто измывался над своими жертвами наиболее отвратительными способами и не испытывает ни капли раскаяния за содеянное. Обычные камеры заменены на запечатанные комнаты, которые охраняются лучшими стражниками королевства. Я бы не выстояла в поединке даже с одним из них.

Тогда мы с отцом ушли глубоко в третий тоннель. Проход становился все уже и темнее, и от страха у меня волосы вставали дыбом. С каждым шагом металлический запах крови, стоявший в воздухе, становился сильнее.

Мы не останавливались, пока не дошли до самой дальней комнаты. Там нам пришлось подождать, пока стражники откроют дверь тремя разными ключами.

Дальше все происходило как в забытьи, но я помню лицо заключенной и звон ее цепей. Она была примерно такого же возраста, как я сейчас, со светлыми волосами и испуганными голубыми глазами. Я помню, что не могла отвести от них взгляда, спрашивая себя: чем она заслужила такую судьбу? В тот момент отец вложил в мою ладонь кинжал: тот самый, что я использую и по сей день.