Рэна Фишер - Пробуждение [litres]

– А что касается Овенса, я понятия не имел, давал ли ему указания твой отец. Я думал, что он и Дин были стойкими, лояльными воронами, которые расскажут мне все, что они узнали об отступниках.

Я снова блуждаю по поляне. Черт, где она спрятана? Он умен, но не сможет скрыть ложь от ныряльщицы! Ведь я сейчас слилась с его чувствами. Но все, что он говорит и думает, похоже на правду.

– Я не знал, что Дин хотел убить Джареда в Хеллоуин, чтобы скрыть свой поступок. Даже то, что он думал, что может переплюнуть тебя в моих глазах. Забавно!

Еще один шаг, и я снова на поляне. Правда. Все. О боже! Вместо ненависти за мое предательство я все еще чувствую его тепло и симпатию. Ни намека на гнев. Мой живот сводит от боли.

– Эмма, поверь, ты мне как дочь.

Солнечный свет ярко сияет и обжигает, как пылающее железо на моей коже. Я задыхаюсь и выныриваю.

Что-то мокрое течет по моим щекам. Смущенно утирая рукавом пиджака слезы с глаз, я ловлю взгляд Каллахана.

У него удивленное выражение лица.

Он смотрит на Фаррана со смесью радости и открытого восхищения. Прежде, чем я задумываюсь об этом, его черты сглаживаются.

– Ты наконец поняла, что предала единственного человека, который всегда оставался честен с тобой, поддерживал тебя и заботился о тебе? С самого начала я знал, что ты недостаточно сильна, чтобы быть вороном. Так что я был против общения с Эйданом. Ты недалекая и эгоистичная, как твоя мать. Мне хотелось помешать Эйдану принять ту же судьбу, что и у твоего отца.

Мне нужно время, чтобы подавить острое чувство вины по отношению к Фаррану и осознать слова Каллахана.

– Моя мать сбежала и растила меня в одиночку, чтобы отца не обвинили в предательстве. Что в этом эгоистичного?

Отец Эйдана поднимает брови и жестом обращается к Фаррану. Я икаю. Что здесь происходит?

– Все хорошо, Джеймс, – вздыхает Фарран, – я просто хотел бы найти другой путь. Ты знаешь, как сильно она любит свою мать. Посмотри на меня, Эмма.

Я не хочу смотреть на него до тех пор, пока стыд и вина ожесточенно сражаются в моей душе. Но Фион ненавидит бессилие. И вдруг мне определенно хочется доказать ему, что слова Каллахана неверны. Когда я поднимаю голову, несчастный взгляд Фаррана убивает меня.

– Катарина оставила твоему отцу прощальное письмо, прежде чем покинула его. Я попросил у него копию, потому что был так горд, что, по крайней мере, у нее хватило смелости рассказать правду о себе и Ричарде Монтгомери, пощадить его. Это была маленькая победа, что не все мои уроки были напрасными.

Он тянется к куртке, вытаскивает помятый лист бумаги и передает его мне через стол.

Якоб,

мои родители погубили себя из-за меня.

Я не могу и не буду описывать свои чувства. Но я сожалею об этом очень сильно. Мне не стоило верить речам Ричарда. Он хотел переманить тебя от Фаррана, и я должна помочь ему с этим планом. Поверь мне, я никогда не любила тебя так, как следует. Но ты мне нравишься, и мне не хочется, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Оставайся у Фаррана. Прошу у него прощения. Он знает, что я виновата во всем. Скажите ему, что я клянусь никогда никому не рассказывать о воронах. Я исчезну и начну новую жизнь вдали от воронов и соколов. Пожалуйста, не пытайся найти меня.

Я только оставила бы тебя.

Мне жаль,

– Ты… действительно в это верил? – прошипел Монтгомери, и его взгляд переместился с пожелтевшего мятого клочка бумаги.

Дыхание Якоба стало быстрее. Почему он наконец не признает этого? Ему известно, что если он хочет спасти свою дочь, то должен пожертвовать всем ради этой единственной цели.

Гордостью, самоуважением, жизнью.

Хотя бы раз нужно быть честным!

– Послушай, Монтгомери. Мы решили не ворошить прошлое, – слышно надвигающееся рычание в его голосе. Тихо, Якоб. Он нужен тебе.

Но прежде чем он сможет контролировать свое бешеное сердце, его поразит удар посередине груди. Секунду он таращится на руку сокола, которая крепко прижимает последнее письмо Рины к сердцу – пальцы сжимаются, как будто не хотят отдавать.

– Ты самый наивный тупица, которого я когда-либо встречал! Если бы я не позволил Рине увидеть тебя в тот вечер! Твой вздор…

Он не идет дальше.

Как будто его тянут невидимые нити, Монтгомери откидывается назад и приземляется с глухим ударом в кресло за ним, так быстро, что летящий на пол лист даже не успевает его коснуться.

С возмущенным криком Филлис и Патрик вскакивают. Последний угрожающе поднимает руку и показывает указательным пальцем, – еще одна выходка такого рода, Макэнгус, и ты можешь копать могилу в Килкулли [1].