Георгий Смородинский - Последняя надежда Антрумы [СИ litres]

Отвратительно хрустнули кости, с ужасным треском крючья рванули плоть… Умирающий Шон пролетел по дуге, разбрызгивая кровавые капли, упал на камни и затих. Иконка фамильяра сменила цвет…

– Тва-а-арь! – в бессилии заорал я и, разбив на поясе мензурку Повелителя Тьмы , шагнул вперёд, поудобнее перехватив меч. Да, это будет всего лишь жест, и моя атака не снимет даже процента, но умирать надо, стиснув зубы на шее убийцы. Так всегда учил меня дед…

Расправившись с Шоном, владыка издал торжествующий рёв и, бросившись вперёд, попытался ухватить меня лапой.

– А вот хрен тебе!

Легко уйдя с линии атаки, я Порывом запрыгнул на предплечье вытянутой руки и, пробежав вперёд, со всей ненавистью воткнул меч в горящий глаз твари.

Не встретив сопротивления, Жнец вошёл по самую рукоять, плеснул наружу кровавый ихор, и оглушительный рёв раненого чудовища прозвучал для меня эпическими аккордами.

– Это тебе за нас, урод, – прошептал я и, закрывшись Щитом богини, спрыгнул на трясущуюся площадку.

Всего три процента… Два снял Шон, и один – я… Айша была права – ведь это те самые три процента Удачи…

С презрением оглядев ревущую тварь, я перевёл взгляд на гигантского элементаля и, усмехнувшись, показал ему средний палец левой руки. Затем вывел перед глазами панель и, мысленно попрощавшись с Арконом, нажал кнопку Слияния с Первостихией …

Боли не было. Горизонт затянуло чернотой, молнии погасли, время остановилось, и я увидел перед собой её силуэт… Черная женщина в легком простеньком платье появилась в метре напротив и, гордо приподняв подбородок, вытянула в мою сторону руку.

– Мама… – севшим голосом с улыбкой прошептал я. – Спасибо тебе и… прощай…

Тьма кивнула, положила ладонь мне на плечо, и мир погрузился в непроглядную черноту…

Ноздрей коснулся сивушный запах водки… Я поморщился, открыл глаза и непонимающе оглядел помещение, в котором вдруг оказался. Старая кухня в той квартире, где прошло мое детство. Протертая синяя скатерть на столе со знакомыми отметинами от ножа, дедова бронзовая пепельница, солонка в виде девочки с лукошком и цветастый заварной чайник…

На мне парадная форма с наградами и аксельбантом. Берет лежит на столе слева, около тарелки с горбушкой бородинского хлеба и двумя кусками докторской колбасы. Передо мной стакан и початая бутылка «Столичной», у пустого стула напротив ещё один стакан с водкой, накрытый куском чёрного хлеба.

Дед не любил бородинский, и по дороге с кладбища я купил обычный ржаной.

М-да… Тот самый поганый день моего дембеля, и почему-то после смерти меня закинуло именно сюда… Странное какое-то посмертие… Хотя…

Я осторожно провёл рукой по краю стола и хмыкнул, почувствовав ладонью скользкую скатерть. Интересно… На часах – без пятнадцати восемь, я только что зашёл в квартиру, успел выпить один стакан… В холодильнике ещё два пузыря водки и сковородка с заплесневелой картошкой, которую жарил дед. Я не выкидывал ее больше месяца… Сходил с ума, но…

Зачем я здесь?! В наказание? Но я ведь уже не больной псих!

Не знаю, но, может быть, мне пытаются втереть, что все приснилось? И Аркон, и та площадка, и одноглазая тварь? Ну, раз хотят, нужно вести себя хоть немного похоже… Я усмехнулся, плеснул себе полстакана, вернул бутылку на стол и тут услышал в прихожей шаги.

В следующую секунду дверь распахнулась, и в кухню вошёл дед Семён… Черт…

В своём любимом спортивном костюме и знакомой сиреневой футболке «Horizon», которую я подарил ему на юбилей. Как всегда подтянут и гладко выбрит. Внешне он выглядел даже моложе, чем в день моих проводов в армию, но… как?!!

Заметив меня, дед приветливо махнул рукой, сел за стол, знакомым движением скрестил пальцы в замок, и все сомнения тут же пропали. К горлу подкатил горький комок, в глазах защипало…

Столько лет я вспоминал… Говорил с его фотографией, и вот…

– Ты повзрослел, внук, – дед задержал взгляд на моем ордене, улыбнулся и посмотрел в глаза. – Прости, что я тебя не дождался…

– Но ты же… – я сглотнул комок в горле и, обведя взглядом кухню, поморщился. – Этот дом снесли в двадцать седьмом. Где мы?

– Не знаю, – пожал плечами дед, – но здесь можно поговорить.

– Поговорить?

– Да… – дед взял со стола стакан, выпил и, занюхав куском хлеба, поднял на меня взгляд. – Мы ведь должны были поговорить еще тогда, на этой вот кухне, но…

– Что-то важное? – нахмурился я.