Выйдя из часовни, замешкалась, посмотрела за ограду, на окна интернатского здания. Вздохнув, зашагала в ту сторону. Обогнув интернат, Марфа, утопая в снегу, пересекла футбольное поле, поднялась на крыльцо когда-то сиявшего окнами здания. Теперь, начиная со второго этажа, стёкол в окнах не было вовсе. На первом этаже в оконных проёмах чернели набитые чем-то мешки для мусора.
– «Библиотека работает», – прочитала Марфа корявую надпись на дверях. Открыла дверь, прошла по тёмному коридорчику, наткнулась на скамейку, уронив сложенные на ней стопкой книги.
– Кто там?
Худенькая женщина в чёрном – платок до бровей – сидела за столиком. Большая свеча, закреплённая в стакане, освещала строгое, всё ещё красивое лицо.
Марфа всматривалась из темноты в сидящую.
– Кто-кто, дед Пихто! – пробурчала и вышла на свет.
– Марфа? – монахиня прищурилась, встала из-за стола. – Ты здесь откуда?
– Ответить как полагается али как?
Монахиня вздохнула, поправила платок:
– Да как хочешь, так и отвечай. Не меняешься ты, надо же…
– Не умнею, то есть, хочешь сказать?
Марфа села напротив, по-мужицки расставив ноги то ли в валенках, то ли в пимах облезлых – не понять и в чем, – размотала шалёнки.
– Не раскрывайся, холодно здесь. «Буржуйку» сейчас затоплю.
– Где делают?
– Да есть умельцы.
– Топите чем? – Марфа оглядела пустые полки, коробки с книгами и журналами.
– Не книгами, не бойся. Всё, что осталось, – сбережём.
– Маловато книжечек-то. Хотя здесь и до Первого этапа не библиотека, а, скорее, клуб по интересам был. Сплошные инновации. Книги как в подвальчик снесли, так и с концами. Не выпросить было. Только и приговаривали: «Ой, Марфа Петровна, нас всего трое на все этажи! Кто в хранилище пойдёт вам книгу искать? Читайте с экрана, шрифт регулируйте! У нас автоматизация, компьютеризация и прочая «зация». Я эту «зацию» в монастырь, что ли, поволоку? У нас там свет сначала за долги отключали постоянно, налог-то, сама знаешь, какой был, а потом и вовсе электричества не стало…
Мать Серафима улыбнулась уголками губ:
– Спаси Господи! Зашла…
– Зашла, как видишь… – Марфа оглядывалась по сторонам. – Сколько мы с тобой не виделись?
– Давно. Наверное, Лизавете твоей лет десять было.
Марфа, услышав про Лизку, насупилась, слёзы так и потекли.
– Ой, случилось что? – мать Серафима придвинулась к Марфе, испуганно заглядывая в глаза.
– Там она, Лизка, – Марфа кивнула куда-то в сторону, – в Колониях этих вавилонских.
Монахиня ахнула.
– Долго рассказывать, не углядели мы. Третий год уже там. Письма вот пересылает, а мы – ей: живы, мол… Она всё сюда рвётся, только, видно, не знает, что мы близко, а то бы давно сбежала. В письмах ничего не напишешь. Нельзя. Как безграмотные объясняемся. У меня душа болит: беды бы не было. Оттуда так просто не вырвешься, узнавали мы. Пока сами не выкинут за ненадобностью. Может, лучше там ей пересидеть? Тихонечко. А? – Марфа торопливо высказывала то, что тревожило её непрестанно. – Порядок наведут, а уж тогда вызволим. Если Москва, конечно, про нас не забыла. Стоит Москва-то, а? Не знаешь?
– Стоит, Марфа. Москва стоит. И порядок рано или поздно наведут. Держаться надо. Дети вот здесь беспризорные, владыка послал присмотреть.
– А Служба семьи вездесущая куда делась?
– Несколько месяцев назад контора их свернулась. Туда отправились, что ли? Ведь там – что страна другая, – Серафима кивнула в сторону Колоний, – но в Центре их нет. Детский дом тоже брошен. У вас-то как? Отцы как?
– Да у нас слава Богу! Отцы живы. Служим. Живём тесновато. Нам ведь тоже попало: часть гостиницы осталась только. Но в лесу, чай, – не пропадаем. Лес кормит. Ягод вам принесу в следующий раз. В том году, правда, морозы уже в сентябре вдарили, сама знаешь. Грибы только пошли – снегом завалило. Ягодок ранних запасла немного. Но для болящих принесу. За письмишком приду, принесу.
– Далеко! Неужто одна ходишь?
– Одна. Зимой на лыжах. Прячу их на подходе с ружьецом вместе, без него – никак. Снег стает, тяжелее будет добираться. Ну ничего, ноги пока носят. Вот она, силушка-то моя, и пригодилась! Тут у меня бизнес. По секрету от отца Георгия. Он-то думает, что письма от Лизки люди добрые так приносят. Ага!..
– Не боитесь ягоды есть?
– Нет. Грибы поначалу не ели, опасались. А потом за милую душу пошли. С молитвой – ничего. Да и всё-таки самое страшное нас миновало.
– Молиться начала, значит?
– Начнёшь при отцах-то… И вообще, одной тебе поклоны бить?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу