Елена Кузьмина - Колокольчики мои. Happy end при конце света (сборник)

А Кэт терпит. Лишь бы Шуанг не отобрали. Она и перед Лисом пресмыкается. Лопочет: «Лей, Лей…» Это китайское имя Лиса. А он башки не повернёт в её сторону.

…Именно сейчас, когда я смотрела на него спящего, вспомнилась одна из вечеринок у Кэт. Она попросила меня испечь печенье.

Видите ли, все теперь любят только домашнее угощение. Настоящая мука – редкость! Вот и соревнуются тётки, у которых она есть, друг с другом.

Кэт сама не печёт, а у меня, мамуль, сама знаешь, – школа Марфы Петровны.

Я несла поднос наверх из кухни. Голос Коры разносился по всему дому.

Вылетев в коридорчик, ведущий в гостиную, увидела Лиса. Он стоял, прислонившись к стене, в тёмном плаще, голова опущена, руки в карманах. Меня не увидел, а я почему-то не пробежала, как ни в чём не бывало, мимо него, а юркнула обратно за угол.

– Кэт, ты ведь переехала из Харбина в Тайбэй? – звучала любимая тема Коры. – И мать Люка была с Тайваня. Говорят, умопомрачительной красоты. Бедняжка. Мне её жаль!

«Нет, вы подумайте, Коре кого-то жаль!»

Должно быть, её спросили что случилось.

– Она заболела. Рак. Естественно, Нику пришлось оставить её снаружи.

– А как вы думаете, Тайвань ещё существует? – кажется, это Люси, толстая смешная тётка откуда-то из Штатов.

– Да кто знает, дорогуша, что там ещё существует? Но – тсс! – сами понимаете, мы не должны рассуждать на эти темы. Мы здесь, старый мир остался снаружи.

Старый мир остался снаружи. Мама Лиса осталась. Моя мама…

Я перехватила поудобнее поднос, шагнула вперёд, и тут из-за угла выскочил Лис. Оттолкнув меня в сторону (печенье разлетелось по полу), – пулей понёсся по лестнице вниз.

Лампочка-«паучок» светила Лису прямо в лицо. Ниточка шрама на лице совсем незаметна. Если только приглядываться… Как можно так крепко спать?

– Эй, проснись!

Даже не пошевелился. Не трясти же мне его!

Отцепив лампочку, я повесила её подальше от братца в угол и села на пол. Терпение опять заканчивается. Если сейчас же не посмотрю, что в футлярчике, то лопну сама.

Руки тряслись, пока отвинчивала крышечку.

В моей «норе» то жарко, то холодно. Сегодня – жарко.

Я сидела в майке и всё равно чувствовала, как горела кожа на лице и груди.

Тоненький клочок бумаги пришлось разворачивать аккуратно, чтоб не порвать, а потому – медленно. В глазах потемнело, и я не сразу смогла рассмотреть что там.

На листочке был изображён овальный стол. Вокруг стола – смешные человечки, нарисованные так, как рисуют дети: ручки, ножки, огуречик. У одного из человечков была борода – чёрные чёрточки. У другого, у которого огуречик покруглее, голубел платочек.

Рядом с этим человечком были нарисованы два маленьких, с косичками. Две фигурки – одна длинная, с ёжиком на голове, другая в очках – сидели напротив, слева от человечка с бородой. Чуть поодаль был нарисован ещё один человечек, в красной косынке и длинной юбке, с палкой. Баба Марфа, дорогая! Я пересчитала всех, тыча пальцем в рисунок. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. По-прежнему все дома, все вместе. Моя родная семья.

Почти сразу после того, как я попала в Колонии, начался Второй этап войны. Но здесь про неё не говорили, как будто она шла где-то далеко-далеко, на другой планете. Через полтора года нам сказали, что военные действия на Земле прекращены. Войны закончились. Колонии, закрытые Щитом, не пострадали.

Вспомнилось, как после войны в первый раз получила от вас письмо. «Почтальон», естественно, привёз. И узнала, что все живы, и Алёшка с Тимохой с вами. Тогда я даже плакать не могла. Смотрела тупо на крошечный листочек, не веря своим глазам. А сейчас почему-то слёзы, которые обычно сидят у меня глубоко внутри, хлынули по щекам. Я закрыла рот ладонями.

– Ты мешаешь мне… спать мешаешь.

– Что?! – я в ужасе обернулась. – Мне послышалось?

Лис лежал, закинув руки за голову, и смотрел на меня.

Это он мне сказал?! Не может быть!

Подобрал с пола ещё одного «паучка». Подкинул вверх, лампочка вспыхнула.

– Это ты сейчас говорил? – я не верила своим ушам. Даже поток слёз иссяк.

За всё время, пока я живу здесь, Лис не сказал мне ни слова. Ни одного! Я была пустым местом. Он и смотрел почти всегда мимо меня. Даже если стоял или сидел передо мной.

– Ты меня разбудила.

Он говорил очень медленно, почти по слогам, и тихо. Не на «общем» – на английском. Произношение было ужасное. Сел и не спеша стал натягивать рубашку, нисколько не стесняясь меня.

– Шрам на лице почти не виден, – сказала я, чтобы хоть что-нибудь сказать, и отодвинулась к стене.