– Вив, да мне плевать, где маячить, – пояснил Красавчик лениво. – И плевать, что Вас порекомендовали серьезные люди… Я ухожу.
– Я не знаю его настоящей фамилии! – всплеснув руками, прошипела женщина в спину Красавчику.
– В вашем-то заведении и не знаете? – Стас обернулся и удивленно поднял бровь. – Никто не предупреждал, что объект сложный!
– Он отец одной из наших подопечных, одной из наших пациенток… – попыталась объяснить Вивьен сбивчиво. – Лечение у нас очень дорогое. Мне нужно понимать, насколько он платежеспособен. Я заплачу двойную цену…
– Допустим, – Стас перебил молодую женщину и сделал вид, что поверил в её историю.
Хорошие деньги не предлагают на каждом шагу. А собрать досье – работа не из пыльных.
– Эта пациентка, его дочь… У нее документы тоже поддельные?
Рыжая прикусила губу. Конечно, она все давно проверила. Документы дочери были поддельными: имя, фамилия, страховка, диплом, водительские права… Абсолютно все было легендой, но высочайшего качества! И это проверяла служба безопасности их института. А значит… Отец либо был из органов, птицей высокого полета, либо… А вот тут Вивьен терялась в догадках.
Занавески в окне самой высокой башни исследовательского института дрогнули.
Артур Базель задернул штору, отошел в полумрак своего огромного кабинета, уселся в кресло, сцепил пальцы перед лицом и погрузился в размышления…
Несколько минут Базель наблюдал за доктором Вивьен Петровой и двумя её собеседниками, которые подходили к столику летнего кафе, один за другим. Первый, в черном мотоциклетном костюме, был Артуру Викторовичу совершенно не знаком. Мотоциклист явно спешил: хотел то ли уйти со встречи, то ли не встретиться со следующим посетителем…
Артур Викторович Базель понял это по языку жестов и по мимике. Лицо гостя он разглядел вплоть до крошечного пореза от бритвы на скуле – с расстояния никак не менее четырехсот метров.
Вторым посетителем оказался отец одной из многочисленных и перспективных подопытных…
Не нравились ему эти гости Вивьен! Не нравилась сама Вивьен Петрова, точнее, он ей не доверял! Именно она ввела в секретном институте политику «открытого лечения», мотивируя нововведение иными временами, новыми нравами… Теперь секретный институт, вместо строго засекреченного объекта, превратился в «больничку с посетителями». Мол, так легче добиваться результатов с испытуемыми… Пациенты, общаясь с родными, становятся более открытыми, охотнее идут на контакт, лучше раскрывают свои способности…
С другой стороны, как результат открытой политики, увеличились частные инвестиции в открытые научные проекты. Проигнорировать подобное Артур Базель не имел права. Теперь Базель жил в странное время: когда научные правительственные институты инвестируются частными лицами, а государство аплодирует привлеченному капиталу…
К такому Артур Викторович привыкал очень долго. Потому что был совсем из другого времени. Мало кто знал и совершенно никто не догадывался об истинном возрасте Артура Базеля. Так уж сложилось, что он сам мог бы стать объектом по изучению сверхспособностей в лаборатории Вивьен Петровой.
В шестидесятые страна жила за железным занавесом. И внутри страны все еще было «железно». Партия являлась и отцом, и матерью, и другом, и Богом. Партия все еще правила железной рукой и держала своих «товарищей» в ежовых рукавицах. И если объект именовался «секретным», это именно то и значило: никаких посторонних лиц, никаких внешних контактов, тотальное подчинение правилам и распорядку.
Базелю, на первый взгляд, не повезло. Он был молодым солдатом с непатриотичной фамилией Базель и потому оказался на одном из таких суперсекретных объектов в качестве испытуемого. Условия – хуже, чем в казарме. Отношение – как к подопытному. Точка! Он солдат. А долг солдата – исполнять приказы.
Первые дни он хорохорился, когда ночами слышал скрежет ногтей по бетонному полу или душераздирающие вопли после электрошока. А потом отупел. И в очередной раз, когда их, троих солдат и троих пациентов (как Базель потом понял, «пациентами» называли людей с особыми способностями) пригласили в зал для эксперимента, Артур ничего не почувствовал: ни страха, ни беспокойства. Ему скорее хотелось оказаться в своей комнате-камере, и чтобы все закончилось…
Базель, как сейчас, помнил лицо профессора Карпова – фанатика с горящими, глубоко посаженными глазами и тонким крючковатым носом… И шесть пар настороженных глаз.
Читать дальше