Кира Тигрис - Академия четырех стихий. Часть I

– Он выставил дураками вас троих, – согласился Златоновский-старший, от его мягкого тихого голоса по моей спине побежали мурашки, – а вы выставили дураками своих отцов! Трое здоровых парней, Спартин так и вообще бык, не смогли справиться с одним мальчишкой! У него нет матери, отец вечно на работе. Посмотри на него: голодный, непричесанный, грязный, в старой футболке и затертых джинсах! И он тебя обидел?

– Но он… устроил нам ловушку! Он… натянул эту проклятую проволоку!

– А почему он ее натянул? – тихий леденящий голос Златоновского-старшего был похлеще всякой плети, – почему он не бегает у твоих ног, как эти Барсых и Спартин? Сколько раз я тебя учил, сын, что друзей нужно держать близко, а врагов – еще ближе! Этот Колтин… Как его имя?

– Ник! Никитка! – выпалил Лекс, довольный сменой темы.

Я, умирая от любопытства, слегка приоткрыл дверь шкафа. В образовавшуюся щелку был виден высокий, абсолютно лысый мужчина в темном деловом костюме. Он стоял ко мне боком, лицом к бледному, как мел, Алексею. Видимо, эти двое решили уединиться в кладовке на пару слов.

– Так вот, Алексей, отныне этот Никита будет учиться с тобой в одном классе, – продолжал Златоновский-старший, его серые глаза коварно заблестели, по лицу скользнула хитрая улыбка, – до тех пор, пока мой сын не добьется от него уважения и преданности. Твоя воля должна быть крепче его, пусть он увидит в тебе сильного лидера! Пусть подчинится твоей воле, боится твоего гнева! Такие, как он, должны идти за тобой, поддерживать тебя, а не швырять в грязь! Ты понял?

– Да, папа, – обреченно пробормотал Лекс.

– Отец! Зови меня отец, – поправил Златоновский старший, продолжая, – но только посмей тронуть пальцем этого мальчишку! Никаких угроз и драк! Ясно? В твоем возрасте еще рано наживать себе врагов. Я не хочу, чтобы этот оборванец проколол мне шины или спалил мою виллу! Ты понял?

Алексей послушно закивал белобрысой головой. Не знаю, понял ли он своего наставника или нет, но мальчишка в шкафу усвоил все до последнего слова. Врагов нужно держать ближе, чем друзей. Ну, держись, Белоснежка, я тебе устрою «перемирие». Подчиниться его воле? Ха!

Мужчина резко наклонился и что-то быстро прошептал на ухо сыну.

– Да, отец, – вздохнул Лекс, кусая губы, его серебристые волосы все еще были мокрыми, а на плечах лежал полотенец, – но почему ты так воспитываешь только меня? Почему Анжелике ты все прощаешь, а мне – никогда?

Мужчина тихо рассмеялся и хлопнул парня по мокрому плечу:

– А может быть тебе тоже отрастить кудряшки и одеть платье, Алексей? – хохотал он, глядя, как краснеет его сын, – твоя мать, поди, до сих пор путает вас с сестрой и так и норовит нацепить на тебя юбку! Будь ты моей дочерью, я бы, наверное, тебе тоже все простил заранее! А пока на тебе этот пиджак, купленный мной, то постарайся носить его достойно! Дырки и грязь – только твоя вина. За них ты…

– Буду стирать и зашивать сам! А еще – мыть твою машину, стричь газон, красить лестницу и класть плитку…

– Так точно! – кивнул, улыбаясь, мужчина, тут он резко стал серьезным и взглянул на часы, – пошли! Наш выход, сын! Я и так потерял по твоей милости четыре часа, и теперь не успею заехать в автомойку. Сегодня вечером возвращайся из школы пораньше – будешь мыть мою машину.

– Да, отец!

В общем, в тот день меня не отчислили, не оштрафовали и, как ни странно, даже не выпороли. Федор Златоновский, приветливо улыбаясь, кивнул раскрасневшейся Мадам Танк:

– Дорогие дамы! – затем он повернулся к присутствующим мужчинам, продолжая, – и уважаемые господа! Все мы знаем, что Колтин – злостный нарушитель дисциплины и отпетый хулиган! «Ему не место в этой школе», – скажете вы!

В ответ капитан Спартин кивнул, сжимая кулаки, а в руках Барсых блеснули обыкновенные наручники. Мое сердце похолодело.

– Эта школа – самый лучший лицей в Мироморске, – Златоновский улыбнулся директору, тот гордо расправил плечи, – я горжусь тем, что тут учатся мои дети. И если у этого хулигана Колтина и есть шанс, – он строго взглянул на меня, – то он сможет исправиться только здесь!

Возражений ни у кого не было, все присутствующие единогласно с ним согласились. Я был спасен! Но самое сложное оказалось впереди: годы обучения с их сыновьями. И если каждому из них (Алексу, Дэну, Антону) приходилось терпеть только одного меня, то я был вынужден уживаться с ними троими. Мы смертельно ненавидели друг друга, исподтишка обмениваясь оскорблениями и гадостями. Прятали вещи, подкладывали на стулья кнопки, подставляли перед учителями и одноклассниками.