Наташа Корсак - Полёт в Чаромдракос

© Корсак Н., текст, 2017

© Ларюшина А., иллюстрация, дизайн обложки, 2017

Как же я её терпеть не могу! Ну, прямо бр-р-р… её блестящие оленьи глаза, её смоляные брови с дерзким изгибом и бесконечные ветви черных ресниц. Кажется, что они вот-вот достанут до самого неба! Только я уверена, её магический взгляд – всего лишь заслуга драгоценной туши, изобретенной в каком-нибудь парижском Модном доме.

А нос! Нос у неё такой прямой, что его можно было бы использовать на уроках геометрии вместо линейки. Этакий «прямогреческий», как у статуи Афины Паллады.

Тьфу ты, тоже мне, богиня! Но ведь и правда… годы пощадили мадам. Даже над её кожей, полупрозрачной, словно ягоды белой смородины, время было не властно. Разве что вот эти улыбающиеся лучики морщинок, аккуратно лежавшие на её щеках, ненавязчиво нашёптывали о наступившей осени жизни.

Её каштановые волосы, прибранные в длинную французскую косу, ничуть не портила седая прядь, нежно прильнувшая к правому виску. Костлявые плечи мадам обрамляло кружево черного концертного платья. Вот оно мне совсем не нравилось. Слишком уж драматичное.

Достаточно! Нечего мне тут рассматривать! К тому же она выглядит такой холодной, отстраненной! Но, как ни странно, невероятно притягательной. Пожалуй, я бы хотела быть на неё похожей, если б не ненавидела её.

Презираю её концертные платья, взгляд, её прическу. Всё в ней презираю и ума не приложу: почему не могу оторвать взгляда от этой гадкой фотографии?! Лучше уж смотреть на… да вот хотя бы на мой изгрызанный от волнения ноготь (если маман заметит, будет ругаться).

Даже Луи меня не понимает. Ведет себя безобразно. Схватившись маленькими лапками за тонкие прутья своей клетки, он старательно вытягивает серый клюв, пытаясь прихватить край гипнотической фотографии. Но предательски узкое расстояние между прутьями не дает моему пернатому дружку осуществить свой план.

Кстати, Луи – мой домашний чиж. Не простой огненный чиж! Его подарил мне наш сосед-охотник. Сказал, что забрал у браконьеров. А огненный чижик – птичка редкая. И жуть какая красивая! Иногда я думаю, он вовсе не чиж, а волшебный феникс. Хотя Луи ещё ни разу и не вспыхивал, и не возрождался из пепла, как это положено приличному птаху.

Однажды я поделилась своими мыслями о так называемой волшебной сущности Луи со своим отцом. Но тот заверил, что фениксов не существует. И попросил меня больше не говорить глупостей, «как это любит делать твоя бабушка». Моя ба-буш-ка? То есть вот эта мрачная мадам, что продолжает глядеть на меня с концертной фотографии.

На обратной стороне фотоснимка виноградной лозой тянулась надпись: «Камилла Штейн. Париж. Гранд опера. Бенефис. Дорогому Пьеру от мамы. 1955 год». И больше от неё не было ни слуху ни духу. Так слушай же меня, Камилла Штейн! Я тебя и не знаю, и не люблю. И любить не буду.

– Что ты там бормочешь, Рози? – неожиданно спросил отец.

Мы как раз выезжали на главную дорогу до Парижа. Маман дремала, прижав к груди книгу – биографию ею обожаемой актрисы Бриджит Бардо.

Я сделала вид, что не расслышала отцовского вопроса. Но он повторил:

– Рози, с кем ты разговариваешь? Неужели с Луи?

– Сама с собой – промямлила я и добавила: – Пап, а мне обязательно ехать к бабушке?

– Хм. – Отец изобразил задумчивость. – Судя по тому, что ты всю дорогу рассматриваешь её фотографию, вам просто необходимо познакомиться. И потом… Рози, милая, это всего на три дня. Для нас с мамой крайне важна эта командировка. Неотложные дела, знаешь ли, контракты.

– И поэтому вы отправляете меня в ссылку? В логово Камиллы Штейн?

– А-ну прекрати! Не спорю, твоя бабушка – человек непростой. Временами она странная. И пусть вы с ней никогда не виделись, но я уверен, она тебя любит. – Отец выдержал паузу и чиркнул зажигалкой. Запахло коньячным дымом. А говорил, бросает курить.

– Но она мне как чужая! Вот ей! – не унималась я и, в надежде вывести отца из себя, бросила фотографию мадам Штейн в открытое окно. Её тут же облизал сигаретный дым.

– Что за черт, Рози? Ты хочешь, чтобы мы разбились? – выхватив фотографию из лап встречного ветра, крикнул отец.

– Да уж лучше так. Папа, она похожа на вампирицу! Она такая, такая…

– Она необычная. И красивая, – внезапно протянула разомлевшая от езды маман и вновь сомкнула глаза.