Наталия Нестерова: Витязь. Тенета тьмы

— Этим препаратам много лет, — выговорил он. — Много. Но…

От укола Алина распрямилась бешеной пружиной, как героиня Умы Турман в «Криминальном чтиве». Заозиралась, переводя дыхание.

— Корабль. Значит, мне не приснилось! Дядя Тай… господи, как голова болит…

Эльф погладил ее по волосам, убирая колкие взрывы лекарства в висках, осторожно обнял.

Алинка всхлипывала и колотилась всем тоненьким телом.

Мастер Войны тем временем колдовал над валяющимся в отключке Котярой. Взял шприц. Отложил. В мертвой тишине прозвучали звуки пощечин.

— Кот-ту!

— Мастер!

— Ты превратился снова, Кот-ту! Стал совсем негодный, совсем! И не смей тошнить здесь!

Послышались звуки истошных причитаний и просьбы дать зеркало, попить и сладенького для восстановления нервных сил. Алинка протянула мятый-перемятый, завалявшийся в одном из сотни карманов камуфляжной курточки «сникерс». Котов замурчал теперь бессвязно, причмокивая и ощупывая лицо руками.

Тайтингиль улыбнулся.

— Ты снова стал собой.

— Разницы не вижу, — фыркнул гертаец. Он снова рылся в криданских запасах тысячелетней давности, выискивая нечто одному ему известное. — Вот, держи.

Котов, выглядящий как усохшая улитка внутри орочьего доспеха, растерянно озирался в корабельной тьме. Большую стеклянную бутыль он взял рефлекторно, понюхал и отпрянул.

— Меня р-развезет же, ну, — сказал нерешительно. — И стошнит, теперь точно.

— Я не знаю, что здесь за препараты, — ответил Мастер. — Старый криданский язык, не все понимаю. Знал одно наверняка, использовал, хоть и старое. Ввести тебе неизвестное?

Котяра решительно присосался к горлышку и закашлялся.

— Вести, вывести… нет уж. Это должно быть взаимно. Ох, ядреная!

— Что станем делать, союзник? — спросил Тайтингиль. — Что? Где мы? И когда — мы?

— Я не знаю, — ответил Мастер Войны. Он стоял, чуть покачивая в руках объемный шарообразный предмет. — Не знаю. Корабль почти не жива. Приборы не функционируют. Сигнала нет. Это старая модель, такая… дрянь… — Гертаец закашлялся согласными. — Здесь нет даже… нечем подать сигнал. Маяк — вот. Отдельный.

Алинка потянулась глянуть.

— И как он работает?

— Надо сообщить о том, что мы потерпели бедствие. И вывести его наружу.

— Что сообщать?

— Что угодно.

Она подошла ближе, кашлянула и заговорила над шаром.

— Я Панченко Алина Николаевна из Москвы, — задумалась, замолчала. — С Земли. Улица Щукинская, дом восемь… Блин. Я жила, как дура, а потом встретила Мастера Войны. И теперь он мой. Я его люблю. И если кто-то нас найдет — просто знайте это. Просто.

Тайтингиль смотрел на уродливый металлический шар, который держали тонкие руки Мастера Войны.

— Ирма, — наконец сказал он. — Я желал наступить на звезды, сколько помнил себя. Я шел тысячи лет — и наконец я пришел к тебе. Наш сын — пусть он будет счастлив. И ты будь счастлива тоже. Я знаю, что часто последние рубежи не являются последними. Мы постараемся уцелеть. Уцелеть… чтобы я вернулся… к тебе… и смог помочь своему народу. Я найду Чертоги Забвения, если буду жив.

В тишине послышались звуки сдавленных рыданий. Котов протяжно хлюпнул носом.

— Забрало меня что-то, — извиняющимся тоном сказал он, запинаясь; хмель в неизвестном напитке и правда оказался чрезмерным. — Из-вините… Сюда говорить, да? Мастер… А помнишь, как мы… Помирать, так с музыкой. Врагу не сдае-отся наш гордый «Варяг»… поща-ады никто не жела-ает!

Мастер Войны отобрал маяк и заговорил на непонятном наречии со множеством раскатистых, щелкающих согласных, а затем подытожил по-русски:

— Терпит бедствие криданская корабль. Лежим в дрейфе. Остаток жизнеобеспечения — три стандартных галактических часа. Затем в гибернационную капсулу будет помещена женщина… других капсул на борту нет.

Затем Мастер Войны как-то очень долго заправлял маяк в устройство, которое протолкнуло его по длинной трубе в подобие пушки. Через некоторое время выведенный на приличное расстояние прочь от бота шар повис на фоне бархатно-черного космоса и начал удаляться прочь.

— Я же много раз читала и смотрела в кино, — сказала Алина, не сводя взгляда с маяка, — когда герои понимают, что им осталось жить совсем чуток. Вот три часа. Что я могу сделать за это время, чтобы… ну… не считать, что жизнь закончилась зря?..

Мастер Войны смотрел на нее молча, Тайтингиль тоже. А вот легко опьяневший Дима потянулся к фарфоровому ушку девушки и с минуту что-то в него наговаривал. Тайтингиль невольно насторожился; расслышал пару слов и смущенно отвернулся, а Мастер Войны хищно заулыбался, показав много мелких зубов.