Евгений Шепельский - Варвар, который ошибался

Произнося это, он смотрел на Крессинду (та смотрела на него, в полумраке видно было, как изумленно округлились ее глаза). Горным карачуном и гномьей курвой была именно она. Женщины, женщины, вы воистину и ангелы, и чудовища — все зависит от мужского взгляда.

Ко мне спустился брат, деловито оттирая куском ветоши кровь с топора. Глянул на труп Альбо.

— Да уж, парниша смертельно устал. Не нужно его больше трогать.

— Идем к Оракулу, Шатци [6] Название ресторана, которым владеет (владел?) Арнольд Шварценеггер. — Прим. автора, не Фатика. .

— Обязательно, Фатик. Но сперва… Значит, такое дело… Вот эта крючконосая с маленькими титьками, она была в твоем отряде с самого начала? — Замечу, что уважение к женщине, то самое, глубинное, истинное, ни мне, ни Трампу в Шатци вбить так и не удалось.

— Крючконосая? — задохнулся Тулвар. — Ах ты… И груди нашей милости в полном порядке! Потрогай, какие упругие соски!

— Заткнись, — велел я устало. — Еще слово, и брошу тебя и твои упругие соски рядом с трупами. Нет, Шатци, она навязалась к нам у Самантия. Бесполезная дура. — Замечу без скобок, что мое уважение к женщинам осталось неизменным — но Каргрим Тулвар оставался для меня тем же слабовольным и глупым монархом-мужчиной.

— Фа… ах… о…

— Цыть!

— Ну и добренько. Хе-хе, хы, го! Значит, тебе, ей, трактирщику, и этому твоему… как бишь его?.. карапет такой, не могу его в темноте разглядеть, навроде гриба-поганки. Светит лысиной и воняет паленым. Ты мне скажи, он напился пьян и свалился башкой в костер, верно?

— Гшантаракш гхор!

Я ощутил, как в моей груди начинает расти ком ярости — верный предшественник амока, а амок — это та штука, что изредка накрывает варваров Джарси. В этот состоянии мы можем наломать дров и нарубить капусты.

— Шатци, заткнись! Все — тихо. Брат, говори только по делу. Олник, молчать!

— Хе-хе, хы, го! По делу, братец, по делу. Всем остальным, всему твоему братству, хранителям твоей милости, хе-хе, мы завяжем глаза. У тебя в отряде магов шпион, и дорогу к Оракулу — а также путь к отступлению, он не должен увидеть.

Это звучало разумно.

— Завяжем им глаза и дадим гномские имена, чтобы никто не догадался! — влез Олник. — Гофур, Мофур, Дохур, а вот эта, — он показал на Крессинду, — Яханный Офур.

— Цыть!

Шатци сказал вполголоса:

— Гном у тебя, Фатик, по-прежнему не блещет… — Он звучно постучал себя по лбу. — Талиэль обещал заглянуть в голову каждого, прямо сюда, — найти шпиона и вытащить чужие глаза наружу… Так что за штука нужна от тебя магам? Она ведь все еще при тебе?

Бог-в-Себе, дорогой Шатци, но вот только зачем она им нужна?

— Талиэль — один из твоих эльфов, кто остался жив?

— Он. Брат его прыгнул в провал и пропал, хе-хе-хе.

Я ведь и сам должен прыгнуть в провал… и пропасть. Или — победить. Добраться до Источника и во всем разобраться на месте. Впрочем, Талаши сказала, что с прыжком в провал у меня не сложится. Да, и сначала я должен буду спровадить туда Квинтариминиэля.

Тут я вспомнил, что Талаши поведала мне кое-что еще.

Наследник Гордфаэлей погибнет в Зале Оракула.

Получается, я не должен брать Шатци с собой? А кто же покажет мне путь в Зал? Но, взяв Шатци с собой, я обрекаю его на смерть? В то же время, не пройдя в Зал, я не выполню то, что до́лжно.

Чертова дилемма. Хренов моральный выбор. Да, да, да, я пожертвую сводным братом, лишь бы спасти мир, мир — и свою женщину. И пошли вы все туда, куда не хотите идти! Фатик стал подлецом, так и запишите в книге судеб! И ни черта я Шатци не скажу — во-первых, он все равно пойдет, а во-вторых, у меня нет желания объяснять. С другой стороны — Шатци уже побывал в Зале и не умер, так может быть, его демон удачи сумел обвести смерть вокруг пальца? В любом случае я должен прибыть в Зал. И я надеюсь, что наследник Гордфаэлей не врежет там дуба.

— Что еще сказал этот… Талиэль?

Шатци вдруг подобрался, двинул плечами, завертел головой.

— Хм, хм… Сказал, тебе кровь из носу понадобится узнать ответ Оракула. Он, дескать, это видит … Фатик?

— А?

— Слышишь шепот?

— Что, Шатци?

— Шепот! Талиэль сказал, что слышит какой-то шепот, что у нас немного времени.

— Не понимаю, о чем ты, но давай торопиться.

— Да, завяжем всем глаза. Стойте здесь, я вернусь. — И он направился к трупу Альбо.

Последовали протесты. Слабые, вроде писка, со стороны Имоен и Монго, невнятные в виде гудения — со стороны Скареди, и громогласные, гневные — от Крессинды.