Дуглас Брайан - Пузыри земли

— Я не столь одарен от природы, — сказал Велорнис. — Всему, что я умею, я научился путем долгих опытов, страданий и упражнений. Я совершил немало ошибок прежде, чем мои заклинания начали действовать как надо.

Саламар разволновался.

— Смотри, не соверши какой-нибудь ошибки сейчас! Последствия могут быть непредсказуемы, потому что я сам — магия. Тот человек сказал тебе чистую правду, когда расписывал мои волшебные свойства.

— Впервые в жизни вижу, чтобы человек, сам не владеющий магией, являлся магическим объектом сам по себе, — пробормотал колдун, не обращая внимания на жалобные завывания Саламара.

Из ранок, нанесенных иглой колдуна, текла кровь. Значки упорно не сходили с кожи гирканца. Не являлись они татуировкой, не исчезали после того, как Велорнис прижег один из них железным прутом.

— Ты убьешь меня! — кричал Саламар, дергаясь в тщетных попытках высвободиться. — Великие боги, что ты делаешь? Опомнись — ты убьешь самого себя!

— Обо мне не заботься — я сам сумею позаботиться о себе, — бормотал колдун, увлеченный своими изысканиями.

— Почему ты не дал себе труда изучить кхитайские письмена, гнусный невежда? — вопил Саламар, исходя пеной. — Чему тебя обучали в Стигии? Лемурийскому языку? Боги, оставь же меня!

Расширенными от ужаса глазами гирканец смотрел, как Велорнис помешивает в прозрачном сосуде какую-то шипящую субстанцию, над которой поднимался желтоватый парок.

— Что это? — орал он. — Яд? Ты решил убить меня? Учти, тебе это не сойдет с рук! Конан! Конан! Спаси меня! Будь ты проклят, колдун! Будьте прокляты вы все! Будь проклята моя глупость! Зачем я согласился? Зачем я обокрал Магринту? Лучше бы я жил с родителями и унаследовал отцовское дело… Не делай этого, Велорнис, клянусь — ты пожалеешь!

Велорнис, не слушая, взял палочку с намотанным на ее конец лоскутком, окунул в адское варево и смазал один из иероглифов на коже Саламара. Поднялась отвратительная вонь, кожа на месте мазка пошла пузырями и лопнула, обнажив мясо. Гирканец сипел и закатывал глаза, он бы упал, если бы заклинание не удерживало его на ногах. Тем не менее он потерял сознание.

Но и под лопнувшей кожей, прямо на голых мышцах видны были иероглифы.

— Странно, — бормотал Велорнис. — Похоже, тот проходимец — как там его называют? Конан? — не солгал. Парень действительно просто пропитан магией. Следовало бы свериться с книгами и выяснить, какого рода эта магия. Жаль, что она связана с хрупкой человеческой плотью. Впрочем, возможно, если его убить, то магия отделится от своего ненадежного носителя — и тогда я смогу пользоваться ею более свободно. Стоит попробовать, ведь я ничем не рискую.

С этими словами Велорнис взял кривой, острый, как бритва, нож, которым он обычно совершал жертвоприношения, когда того требовал обряд, и поднес лезвие к горлу пленника.

В тот самый миг Саламар очнулся. Он увидел лезвие и понял, что сейчас произойдет. Гирканец раскрыл рот, чтобы крикнуть, однако не смог произнести ни звука — ужас сковал его горло железным обручем. Саламар мог лишь хрипло сипеть.

И тут случилась весьма странная вещь. Колдун ощутил сопротивление: нож касался как будто не податливого человеческого горла, а твердого камня. Спустя миг сталь рассыпалась на множество осколков, и каждый из них впился в колдуна.

Сковывающая магия отпустила Саламара, и гирканец повалился на пол комнаты. Ноги отказывались держать его, каждая рана, нанесенная колдуном, горела и саднила. Кроме того, как понял вдруг Саламар, болели все иероглифы, которыми было исписано его тело. Он ощущал каждый из них в отдельности. Они как будто жили собственной жизнью, двигались, рвались на волю.

«Мне стало так плохо, что хуже уже некуда, — сообразил Саламар. — Вот в чем дело. Когда он взял нож, чтобы убить меня, магия взбунтовалась против меня самого. Неужели сейчас моя судьба наконец-то изменится?»

Так оно и было. Прямо на глазах происходили странные изменения в естестве гирканца. На коже вздувались пузыри, но они не лопались, а превращались в плотную оболочку, обволакивающую каждый иероглиф в отдельности. Затем все как будто взорвалось, в глазах у Саламара почернело, и от страшной боли он потерял сознание.

Очнулся он спустя несколько часов. Кто-то вылил на него ведро холодной воды. Открыв глаза, Саламар увидел незнакомого человека, а за его плечом — встревоженную Ульбану.

Гирканец чуть пошевелился, лежа в луже, и девушка вскрикнула:

— Он жив!