Лайон де Камп: Тени ужаса [=Конан-островитянин ]

Конан мрачно тряхнул головой, и с полей его шляпы поспешно сорвались капельки дождя.

— Кром знает, сынок, что если бы я мог взять кого-то, то я выбрал бы тебя. Но теперь мы уже не те двое беззаботных искателей приключений и не можем подчиняться своим прихотям. Человеку никогда не достичь власти и славы, если у него нет чувства ответственности. Мне потребовались годы, чтобы хорошо выучить этот урок, но иногда он мне кажется слишком тяжелым. Я ухожу, возможно, навстречу смерти, а ты должен остаться здесь, чтобы править этой землей и творить на ней правосудие, как подскажет тебе разум. Такова воля богов. Полностью не доверяйся никому. Надежнее всего ты можешь положиться на тех людей, которым я сам оказал доверие. Знай, однако, что девять десятых всех похвал — ложь, ибо королевский титул притягивает к себе лесть, как падаль привлекает мух. Суди о человеке не столько по словам, сколько по делам. Никогда не наказывай принесшего дурную весть и не хмурься грозно на того, кто высказывает неприятное для тебя суждение. Иначе люди не осмелятся говорить правду своему королю. Прощай!

Железная ладонь отца крепко стиснула руку сына, и они на мгновение сдавили друг друга в объятиях. Одним прыжком Конан взлетел в седло, пока Конн держал жеребца за поводья, другой рукой придерживая стремя. На мгновение человек в плаще обернулся, окинул тускло вспыхивающие золотом башни Тарантии, звездной столицы Западного мира, и сердце его забилось быстрее. Словно силясь убежать от нахлынувших чувств, Конан пришпорил коня и помчался сквозь хлещущие струи дождя на юг, по дороге, вырываемой из темноты вспышками молний, на Аргос, к морю. Так могучий воин, с которым никто на земле не мог сравниться силой, пустился в последнее и самое удивительное из всех своих приключений.

Шторм разразился около полуночи. Молнии огненными бичами гнали плотно сбитые громады черных облаков вдоль линии западного горизонта. Но еще раньше поднялся ветер, завывая, словно стая голодных волков, и помчал вперед упругие простыни дождя.

Маленькая гостиница, «Кубок и Трезубец» на берегу моря, недалеко от бухты Мессантии в Аргосе была полна света, тепла и веселья. Яростное пламя ревело в каменном сердце камина, наполняя длинную комнату с низким потолком отблесками оранжевого света и потоками ласкающего тепла. На грубых деревянных скамейках перед длинными столами сидели, развалившись, моряки, рыбаки и случайные путники, которых внезапно застигла буря. Одни жадно глотали горький аргосский эль, а те, кто мог себе это позволить, и более деликатную жидкость — густое зингаранское вино. Здоровенный теленок медленно вращался над ревущим пламенем на потрескивающем от жара вертеле, и пряный запах жареного мяса наполнял воздух.

Неожиданно дубовая дверь, подхваченная неистовым порывом ветра, с треском распахнулась. Мужчины повернули головы и с удивлением уставились на гигантскую фигуру, смутно маячившую в дверном проеме. С головы до ног ее окутывал черный плащ, по которому сбегали тонкие струйки дождя, собираясь на полу в темные лужи.

Незнакомец вошел внутрь, с силой захлопнув за собой дверь, и люди в таверне увидели бронзовое, обветренное лицо с посеребренной сединой бородкой, частично скрытое черной широкополой дорожной шляпой, из-под которой на них блеснул опасный взгляд голубых глаз. Человек снял свой тяжелый плащ, и потоки воды схлынули по его складкам.

Толстый, с багровым лицом и слипшимися жирными черными волосами, вечно потеющий владелец гостиницы тяжело заспешил к незнакомцу, чтобы выяснить, что тот будет заказывать. Он слегка кланялся на ходу и вытирал мясистые руки о кожаный фартук, из-под которого выпирал внушительный живот.

— Подогретый крепкий эль, — глухо проронил пожилой мужчина с огненным взглядом, устраиваясь на скамье у самого огня, — и окорок жареного теленка, запах которого я чувствую, если только он уже готов. Живо, приятель! Я промок до костей, замерз, как собака, и зверски проголодался!

Пока владелец гостиницы, пыхтя, бегал, чтобы побыстрее услужить незнакомцу, здоровый рыжеватый аргосец, сильно подогретый вином, подтолкнул локтем товарища и поднялся со своего места около очага. Это был плотный верзила, с толстой мускулистой шеей и широкими покатыми плечами борца. В глуповатых поросячьих глазках поблескивала животная хитрость и врожденная тупость. Он стоял, слегка раскачиваясь, и с наглой усмешкой смотрел на пожилого мужчину. Взгляд его скользнул по седой гриве волос и покрытому рубцами лицу незнакомца.