Кристина Стайл, Патриция Селайнен
Спящее зло
(Конан — 55)
Первые лучи ласкового утреннего солнца пробежали по лицу юноши, который, казалось, спал крепким сном. Он тут же открыл глаза, потянулся и, еще не понимая толком, что произошло, уставился на мешок, заменявший ему подушку; потом медленно провел рукой по щеке. Вода! Он резко рванул завязки. Так и есть! Вчера после длинного дневного перехода он завалился спать, не проверив, прочно ли заткнута фляжка с водой, и вот поплатился за свое легкомыслие: теперь на самом дне сосуда плескались скудные остатки влаги.
Вокруг, насколько хватал глаз, простиралась бескрайняя степь. День обещал быть жарким и безветренным, путь предстоял неблизкий, а пополнить запасы воды негде. Юноша ненадолго задумался, затем расправил широкие плечи, еще раз с хрустом потянулся и махнул рукой. Он был полон сил, привык полагаться только на себя и верил в удачу. Боги уже не раз посылали ему жесточайшие испытания, и до сих пор он выигрывал все поединки с судьбой. Варвар, сын суровой Киммерии, быстро учился извлекать уроки из всего, что случалось с ним.
Недолгое время минуло с той поры, как ему, невольнику, пришлось сражаться на гладиаторской арене Халоги; там, в гиперборейской столице, он овладел воинским искусством. Затем бежал и добыл меч в схватке с мумией в заброшенном склепе, и теперь ни на миг не расставался с ним. Покосившись на свое оружие, он ласково погладил ножны из шероховатой кожи ядовитой рептилии, с которой расправился недавно в отчаянном поединке. То был подарок друга, жреца Сенгха, из Суддах-Облата, монастыря воинов, погибшего от руки подлого убийцы. В обители киммерийца обучили сражаться на палках и шестах. Эти навыки не раз потом спасали ему жизнь; его не смогли одолеть ни Нэг Ужасный со своими слугами-зомби, ни колдун Катамаи Рей, ни ведьма Чунта.
Память о тех приключениях заставила вспыхнуть глаза киммерийца. Он, одержавший столько блистательных побед, не побоится бросить вызов степи! И ничто не остановит его на дороге к цели! Целью был Шадизар — город воров, шумных базаров и доступных женщин, — манивший его сказочным своим великолепием. Кром! Он непременно доберется туда! И стоило ли думать сейчас о грозившей ему жажде? Он и не думал; наскоро перекусил сухарями да вяленым мясом, а потом затянул тощий дорожный мешок, поправил пояс с ножнами и решительно тронулся в путь.
Солнце уже поднялось довольно высоко, и его лучи нещадно жгли кожу; пот ручейками бежал по лицу, плечам, спине. Длинные черные волосы юноши спутались и намокли, и их жесткие пряди лезли в глаза. Киммериец остановился; вокруг простиралась степь, сухая, однообразная, негостеприимная. Путник достал фляжку, тяжело вздохнул и опрокинул в пересохшее горло остатки воды. Несколько теплых капель не принесли облегчения. Пробурчав под нос проклятие, юноша бросил опустевший сосуд обратно в мешок, все еще надеясь заполнить его водой. Устраивать привал он не захотел и снова зашагал навстречу безрадостному горизонту.
Первый день без воды подошел к концу. Пора было устраиваться на ночлег, даже его молодое и сильное тело нуждалось в отдыхе. Ночь принесла прохладу, и надежда на то, что рано или поздно эта огненная пытка закончится, возродилась снова.
Спал юный варвар плохо, несколько раз пробуждался, облизывал сухие губы, потом усилием воли заставлял себя не думать о воде и опять забывался неглубоким беспокойным сном. В очередной раз его разбудил какой-то едва уловимый шорох. С трудом раскрыв воспаленные глаза, юноша тут же схватился за меч: из серой предрассветной мглы на него уставились две красные точки. Путник замер, выжидая. Неведомая тварь — то ли крупный волк, то ли пантера — рыкнула, потом медленно, словно нехотя, удалилась.
Приближался рассвет, солнце уже окрасило восточный небосклон в нежно-розовые тона. Пора было отправляться в дорогу, чтобы успеть пройти как можно больше, пока ноги еще слушались хозяина, а руки держали оружие.
Сожженная солнцем степь больше походила на пустыню: ни воды, ни деревьев, в тени которых можно хоть немного передохнуть. Будь киммериец не столь силен и упрям, он давно уже отказался бы от мысли продолжить путь; возможно, не стал бы бороться и за жизнь. Но он все шел и шел. Еще один день выторговал он у богов, потом — второй… Когда пошли четвертые сутки, он уже не мог вспомнить, зачем и куда идет, но упорно продолжал двигаться. Глаза безумно болели, в горле так пересохло, что язык не ворочался во рту. Воздух вокруг путника дрожал, напоминая своими волнами потревоженную веслом гладь реки…
Читать дальше