Дуглас Брайан: Смерть на чёрных крыльях

— Ты дьявольски права, малышка, — ободряюще сказал Конан, обнял ее за плечи и увел. Девушка не задала ни одного вопроса. Она собиралась жить прямо на палубе, судя по тому, что свое одеяло и узелок с сухарями и кристаллом она положила возле мачты.

Господин Меноэс расположился со всеми удобствами в капитанской каюте. Капитану пришлось перебираться к матросам, о чем он, впрочем, ни слишком жалел.

Конан познакомился с капитаном «Летучей Рыбы» в последний момент, уже после того, как все поднялись на борт. Его звали Карсеол. Это был человек лет пятидесяти, кряжистый, хмурый, с черной бородой, в которой ярко выделялись красные губы. Он родился и вырос в Кордаве и с детских лет ходил в море на самых разных кораблях, от простеньких рыбацких плоскодонок до больших торговых кораблей, которые на веслах и под парусами развивали значительную скорость. Карсеол умел командовать людьми и добиться повиновения. несколько раз ему удавалось подавлять бунты. Моряки уважали его и старались не вызывать капитанского гнева. Но в этом рейсе все обстояло иначе. На корабле находился сам хозяин, и капитан как бы отодвигался на вторые роли. А тут еще этот охранник, этот киммериец… Сонтий с компанией втайне жалел о том, что познакомил Конана с Меноэсом и пригласил принять участие в плавании. Лучше бы уж все оставалось как было. А все эти видения Азеллы… И слухи о пропавших кораблях… Может быть, все это глупости, обыкновенные морские суеверия, каких много бродит но портовым городам.

Конан также остался ночевать на палубе. Здешние ветра были закаленному северянину нипочем. Он привык ночевать в снегу, под дождем, под ледяным градом — что ему бриз, проносящийся над водами южных морей!

Поэтому когда стемнело, Конан немного полюбовался на луну, убедился в том, что все пока спокойно, и завалился спать прямо на голых досках. Азелла прикорнула рядом, забравшись к нему под бок, и всю ночь тихо сопела варвару под мышку. Под утро ей стали сниться страшные сны. Она принялась ворочаться, толкать Конана острыми локтями, пинать его колючими коленками, а затем тонко, пронзительно застонала прямо ему в ухо.

Конан проснулся и схватил ее своими ручищами поперек туловища, как котенка.

— Ты что? — рявкнул он.

Девушка, не открывая глаз, содрогнулась, изогнулась всем телом и, широко раскрыв рот, закричала.

Конан потряс ее, случайно ударив затылком о палубу.

— Азелла! Проснись! Азелла! Что с тобой? Что ты видишь?

Девушка распахнула черные глаза. В них плескался страх. Сновидение не сразу покинуло ее. Наконец она поняла, что видит перед собой этого огромного, надежного мужчину, который так понравился ей в порту Кордавы, и девушка немного успокоилась.

Конан выпустил ее.

— Я принесу тебе питья, — сказал он. — Хочешь воды?

— Вина, — шепнула она, обхватывая себя за плечи тонкими смуглыми руками и вздрагивая.

— Ладно. — Конан снял с пояса флягу. — Вино у меня всегда при себе.

— Дай! — Она вытянула руку и схватила флягу. Конан с легкой насмешкой наблюдал, как девушка присасывается к запасам крепкого, неразбавленного зингарского вина. Ее горло вздрагивало, как у лягушки. Вообще Азелла напоминала Конану кого угодно, только не человека. Даже повадки у нее были звериными.

Напившись и окончательно придя в себя, она зевнула.

— Что тебе снилось? — спросил Конан, отбирая у нее опустевшую флягу.

— Смерть на черных крыльях, — сказала девушка тихо. — Вот что. Раньше я видела только лишь кровь… кровь на воде… А теперь — черные крылья.

— Сколько их?

— Кого?

— Крыльев! — рявкнул Конан. — Сколько крыльев у смерти?

— Не знаю… Много. Восемь. Десять. Я не умею считать так хорошо…

Конан тряхнул нечесаной гривой своих густых черных волос.

— У смерти восемь или десять крыльев. Так? Девушка кивнула.

— Черных, — добавила она.

— А саму смерть ты не видела?

Азелла задрожала всем телом и прижалась к Конану. Он ощущал ее содрогания. Она терлась о его бок лицом, и одежда Конана постепенно промокала от обильных слез, которые проливала девушка.

— Не знаю, не знаю! — всхлипывала она. — Мне было страшно!

— А теперь?

— Теперь не страшно. Теперь я с тобой.

— Так что же ты плачешь? — спрашивал Конан, пытаясь оторвать от себя цепкие влажные пальцы зингарки.

— Не знаю…

— Сонтий! — позвал Конан, отчаявшись привести Азеллу в чувство.

Но теперь он знал, что опасность реальна. И эта опасность приближалась. Гадалка увидела ее во сне. Способности Азеллы были очень ограничены, но по мере приближения к таинственной «смерти», она видела ее все более отчетливо.