Дуглас Брайан: Демоны степей

— О, кажется, у меня новый наниматель, — протянул Конан лениво и зевнул. — Кого я должен убить для тебя, малыш? Только назови. За такие деньги я перебью целую казарму стражников.

— Это не для тебя, — сказал Инаэро, смущаясь почти до слез. — То есть, можешь взять себе все, что останется… Если останется.

— Не томи мое сердце, — сказал варвар, — иначе оно разорвется.

— Владыка распорядился изъять в казну и распродать все имущество арестованных, которых послезавтра публично казнят на площади.

— Разумное решение, особенно если учесть, что они успели накопить огромные богатства, — согласился Конан. — Когда я стану королем, я воспользуюсь хоарезмийским опытом. Однако продолжай.

— Среди этого имущества… есть имущество некоего Церингена… Личного врага нашего хозяина, Эйке.

— Припоминаю, — сказал Конан, который отлично это знал. И нахмурил брови: — А тебе-то что до этого? Хочешь что-то купить?

Инаэро покраснел.

— Сейчас у Церингена находится одна девушка.

— По моим сведениям, Церинген — кастрат, так что успокойся, малыш: твоей драгоценной девушке ничего не угрожает.

— Я не об этом. Я хотел бы ее выкупить, — сказал Инаэро.

— Так вперед, за чем же дело стало? — удивился наконец Конан. Поведение молодого человека поневоле поставило его в тупик. — Деньги у тебя есть, и немалые, хватит на десяток девушек. Ее, видимо, выставят на продажу уже завтра.

— Я… не могу, — пробормотал Инаэро.

— Почему?

— Понимаешь ли, Конан, она мне не простит, если я сделаю это еще раз, — объяснил Инаэро. — Она — лучший каллиграф нашей школы. Она обучала меня своему искусству. Да и вообще… Она замечательная, если хочешь знать!

— Прекрасный выбор. — Не смейся надо мной!

— Погоди-ка, — задумчиво проговорил Конан, — из твоих слов я понял, что один раз ты уже ее продал.

— Это была необходимость.

— Как у тебя в жизни все запутано, Инаэро! — воскликнул киммериец. — Ты непрерывно ставишь меня в тупик. Можно сказать, общаясь с тобой, я не вылезаю из этого тупика. Тебе нравится эта девушка, и ты желаешь ее непременно выкупить, но хочешь, чтобы это сделал для тебя кто-то другой?

— Приблизительно так, — кивнул Инаэро.

— А если точнее?

— Это в точности то, чего я хочу.

— Так бы и сказал, — киммериец опять зевнул и сомкнул пальцы над мешочком с золотыми монетами. — Завтра она будет у тебя, не сомневайся.

Конан отправился на Блошиный рынок поутру, едва только удары барабана возвестили о начале торгов. Ему пришлось подождать, пока выведут всех рабов, подлежащих непременной продаже. Наконец, когда было объявлено об имуществе преступника Церингена, Конан затесался в толпу любопытствующих и принялся разглядывать «товар». Большинство прислуги Церингена никуда не годилось, с точки зрения киммерийца: это были изнеженные, капризные люди, в основном приученные подавать напитки, услаждать взоры плясками и пением, а также чтением. Их разбирали охотно и платили за них немалые деньги: такие рабы считались «вышколенной домашней прислугой», а богатых людей в Хоарезме имелось немало, и все они желали, чтобы им «услаждали взоры и слух». Конан только плевался, когда на помосте оказывался очередной гладенький человечек с холеным телом и томным взором.

Наконец киммериец встрепенулся. Под свист и выкрики на помост вывели девочку лет пятнадцати-шестнадцати. Близоруко щурясь, она оглядела толпу. Было очевидно, что она не раз гуляла по этому рынку среди этой самой толпы, и многие из собравшихся были ей знакомы.

И точно. Послышались вопли:

— Эй, Аксум! Эй, гордячка! Что, тебя выставили, а? Что ты натворила, если тебя продают? Сперла что-нибудь, а?

— Тьфу на тебя! — закричала вдруг Аксум в ответ. Она вся подобралась, набычилась, словно собираясь боднуть кого-то из увиденных внизу, под помостом.

Послышался громкий, дружный хохот.

— Ну, эта — пантера, только держись! — высказал свое мнение один из зевак, стоявших рядом с Конаном. Он явно не собирался никого покупать, просто пришел поглазеть на любопытное зрелище.

— Тихо, ты! — обратился к Аксум распорядитель аукциона и легонько хлестнул ее прутиком по плечу.

Она сморщилась.

— Сам ты тихо! — сказала она дерзко. — Попортишь мне руки — тебе самому руки выдернут!

— Девственница Аксум! — провозгласил распорядитель аукциона, решив не обращать внимания на выходки девушки. — Начальная цена — пятнадцать золотых!

— Нахал! — завопила Аксум. — Я — каллиграф, я — мастер!