Дуглас Брайан: Жертвоприношения не будет

— Ну, есть ведь еще волынка… — начал было Грифи робко.

— Помилуйте! — лютнист скривился так, словно речь зашла о чем-то крайне неприятном. — Их делают из плохо выделанных козьих шкур, и когда они раздуваются, то страшно смердят. Нет, мой господин, вы должны услышать новое сочинение, которое я написал специально в честь…

В этот миг обнаженный варвар выскочил из розового куста. Мокрые черные волосы спадали на широченные плечи Конана, синие глаза ярко блестели на смуглом лице. Громовым голосом он закричал:

— Вот ты где, Грифи! У меня есть мысль!

— Боги! — взвизгнул лютнист. — ЧТО ЭТО?

— Это мой старый друг, — строгим тоном произнес Грифи. — Исполняйте вашу мелодию, а мы пока побеседуем. Сядь, Конан, и прикрой свою наготу.

Конан глянул на себя, пожал плечами и, подстелив на землю полотенце, уселся.

— Расскажи о своих купальнях, Грифи, — попросил Конан.

— Кажется, я посоветовал тебе прикрыть наготу, — напомнил Грифи.

Конан сердито тряхнул черными волосами:

— Я не шучу. Грифи, расскажи о своих купальнях. Куда уходит водосток?

— Куда-то под землю, — рассеянно ответил Грифи. — Не понимаю, почему тебя это занимает. Ты никогда не видел таких купален?

— Не имеет значения, что я видел и чего не видел… — пробормотал Конан. — Возможно, мне встречались такие вещи, о которых ты даже помыслить не можешь. Сейчас важно другое. Под твоей землей протекает подземная река, не так ли? И в эту реку есть несколько входов — так называемых провалов?

— Ну, кажется… Я никогда об этом не спрашивал.

— Купальня досталась тебе от твоего предшественника или ты соорудил ее сам?

— Нет, она была здесь изначально… Копан, я так и не вник в суть твоих вопросов!

Ты не обязан вникать ни в какую суть, — сказал Конан, поднимаясь и великолепно пренебрегая забытым на земле полотенцем. — Главное — ты ответил на мои вопросы. Наслаждайся, Грифи. Оставляю тебя наедине с этим мушиным щипателем струн.

— Мушиным? — возмутился лютнист.

Ho Конан уже удалился, шагая широким шагом и вдыхая свежий воздух полной грудью.

Очевидно, Грифи был сердит на своего друга, потому что весь день избегал Конана и всячески уклонялся от разговоров с ним. Хозяин усадьбы даже не вышел к обеду, объявив слугам, что намерен перекусить у себя в кабинете, за чтением редкого манускрипта. Он, дескать, отыскал весьма любопытный текст и намерен посвятить остаток дня изучению его.

В конце концов Конану надоело ждать приятеля для откровенного разговора. Не слишком-то киммериец нуждался в откровениях Грифи, если уж говорить честно. Кое-что было Конану ясно и без всяких рассказов. Оставалось прояснить одну-две детали, а вот их Грифи вполне может не знать. Так что полагаться следовало лишь на собственную сообразительность да еще на свои наблюдения.

Конан удобно устроился в отведенной ему комнате и погрузился в размышления. Снова и снова перебирал он в мыслях впечатления последних дней: болото, подземная река, чудовище, живущее в глубине болот, двое коварных пастухов, странно устроенная купальня, малютка-жена Грифи, злобный и коварный Джемал, претендующий на Зеленые Пастбища…

Все это было каким-то образом связано между собой. Осталось только правильно проследить все связи, а затем — лишь обрезать ниточку в нужном месте.

Занимаясь умственными построениями, Конан незаметно погрузился в сладкую дремоту. Он ожидал скорого появления Жасмин. Поэтому ощутив в комнате женское присутствие — по легкому нежному запаху благовоний, по слабому дуновению ветерка, поднятому развевающимися одеждами, по шелковистому прикосновению волос, — Конан радостно зарычал и сжал тонкий стан в объятиях.

Женщина пискнула и попыталась высвободиться, но Конан, посмеиваясь, лишь целовал ее волосы.

— Как хорошо, что ты пришла! — сказал он наконец и взял ее за плечи, чтобы оттолкнуть от себя и рассмотреть получше. И тут же прикусил губу от смущения.

В его объятиях очутилась вовсе не Жасмин, как надеялся киммериец, а госпожа Джавис, крохотная жена Грифи.

— Ну, — сказал Конан спокойным, ровным тоном, — надеюсь, сударыня, вы объясните мне, что все это значит!

Джавис моргнула, удивленная подобным обращением. Затем она вспомнила о том, что является хозяйкой этого дома, госпожой, и возмущенно воскликнула:

— Как вы смеете!

— Не перебивайте! — сказал Конан все тем же надменным голосом. — Объяснитесь, иначе я разбужу весь дом!

У Джавис задрожали губы — она готова была заплакать, и Конану вдруг стало ее жаль.