Дуглас Брайан: Пленники песчаных вихрей

В отличие от своего измученного спутника, Конан хорошо ориентировался но солнцу. Он видел, как петля, которую он описывает, скоро приведет их к тому месту, откуда они начали путь. Здесь он найдет разгадку кое-каким странностям, которые с некоторых пор не дают ему покоя.

Конан натянул поводья, и конь остановился. Киммериец слез с седла. Югонна заставил себя открыть глаза — в последние часы он не то спал, не то впал в бессознательное состояние.

— Конан…

— Сиди спокойно, — приказал ему киммериец. — Я не собираюсь бросать тебя в пустыне, если ты об этом.

Югонна не стал возражать — то ли от слабости, то ли оттого, что Конан правильно угадал его подозрение. Разумеется, такое поведение варвара не противоречило бы в воспаленном сознании Югонны всему прочему, что произошло с беднягой аристократом. Сперва его бросают в пустыне, оставив ему лишь домашние туфли да нелепую в своей роскоши одежду. Затем спасают. А после опять бросают на прежнем месте. Абсурд тоже может быть последовательным.

Конан присел на корточки, рассматривая песок. То, что он увидел, подтвердило его первоначальную догадку. За ними действительно следили. Некто прошел здесь совсем недавно, отпечатки на песке были еще свежими. В пустыне следы сохраняются недолго.

Но это не были следы копыт верблюда или коня. Не похожи они были и на человеческие. Это был отпечаток когтистой лапы какого-то неведомого чудовища.

Вскочив в седло, Конан направил копя прямо к оазису. Больше никаких уловок, никаких кружных путей. Киммериец спешил. Тревога всадника как будто передалась животному: конь мчался изо всех сил.

Югонна не задавал ни одного вопроса. Кажется, он вообще плохо понимал, что происходит вокруг.

Неожиданно перед глазами киммерийца рассыпались искры. Это были бледные, слабо светящиеся искры, как бы растворенный в воздухе блестящий перламутр. Видение длилось недолго; затем свечение сделалось почти совсем незаметным, зато воздух впереди сгустился и стал вязким. Конь испуганно заржал и прянул назад, приседая на задние ноги. Югонна не удержался в седле и свалился на песок. Конан натянул поводья, стараясь успокоить коня.

Но животное обезумевшими от ужаса глазами косило в сторону стеклистого марева. Несколько раз конь взвивался на дыбы и бил в воздухе копытами. Наконец Конан усмирил его и спешился. Конь подталкивал своего хозяина мордой и шумно фыркал.

— Мне и самому все это не нравится, — пробормотал Конан. — Но пустыня порой проделывает странные штуки. Как и море, она любит порой поиздеваться над человеком, и с этим ничего не поделаешь.

Он наклонился к Югонне, который скорчился на песке. Спутник Конана подтянул колени к подбородку и трясся, то ли от озноба, то ли от страха.

— Эй, ты! Отпрыск знатного рода! Вставай!

Югонна, казалось, не слышал его. Зубы бедняги постукивали, выбивая причудливую дробь.

Конан хотел было вздернуть его на ноги, но тут странное свечение внутри густого воздуха привлекло внимание киммерийца.

— Кром!

Конан схватился за меч. На сей раз ничто не могло удержать его от порыва взяться за оружие. Что бы там ни думал о нем этот Югонна, Конан намерен встретить неведомое с мечом в руке. Говорят, будто призраков невозможно одолеть доброй сталью. Говорят, будто меч бессилен перед тьмой. Но киммериец не раз убеждался в обратном.

Добрая сталь обладает собственной магией, и магия эта — доблесть. И какие бы ужасы не появились сейчас из глубины перламутрового свечения посреди пустыни, Конан-варвар готов ко встрече с ними.

Сияние делалось все ярче, и скоро до слуха Конана донесся звук: как будто очень крупная птица хлопала крыльями перед тем, как взлететь. Злой орлиный клекот сопровождал это хлопанье.

Орел? Этого не может быть!

Конан на миг глянул на небо. Солнце заметно передвинулось к горизонту, но никаких птиц в небесах не было видно.

Киммериец снова перевел взгляд на сияние.

И вовремя! Стеклистая вязкая масса, в которую превратился воздух, расступилась, и, облитые перламутровым сиянием, точно водой, на песок перед киммерийцем выскочили два монстра.

Они были совершенно одинаковы, если не считать того, что один был немного темнее другого. Два огромных льва, в полтора раза больше самого крупного хищника, с гигантскими торчащими из пасти клыками, похожими на кривые туранские сабли.

Вместо обычных львиных лап у них были когтистые ноги, похожие па птичьи, и когда один из них в ярости ударил себя хвостом по ребрам, Конам увидел на копчике хвоста — там, где у обычного льва была бы кисточка, — змеиную голову с разинутой в бешенстве пастью.