Эрик Голд - Серая башня

Линфань поставил кубок и внимательно посмотрел Ривалу в глаза.

— Да, — объявил Линфань. — Это правда. Суд был ужасен.

— Следовало бы прервать ее падение. Остановить в самом начале. Чтобы она не сломала себе кости, не порушила то, что творилось многими поколениями. Ей требуется хороший муж. Тот, кто сумеет обуздать ее страсти. И, боюсь, что супруг нужен царице немедленно. Иначе она может объявить своим мужем этого чужеземца.

— Она не посмеет…

— Посмеет. И вы, господин министр, знаете это не хуже меня.

— Кого же вы предлагаете?

Ривал взял кубок и пригубил вино. Взгляд его остановился на вершине горы Тасса.

— Себя, — объявил он. — Я — единственный, кто по-настоящему пригоден к этому делу. Я сумею обуздать царицу.

Аринна быстрой летящей походкой прошла по коридору к тайным покоям, где под надежной охраной обрел предпоследнее пристанище ее отец. Остановившись перед тяжелой окованной дверью, царица отослала телохранителей и служанок. Они удалились лицами к ней и непрерывно кланяясь.

Аринна осталась одна — и внезапно с ней произошла разительная перемена, словно из нее вынули внутренний стержень. Царица опустила плечи, голову, уголки губ. Вся она представляла теперь воплощенную скорбь — и неизвестно было, какой из образов был настоящим: тот, в каком она представала на людях, или тот, в каком она собиралась явиться перед отцом.

Она приблизила губы к отверстию в ухе демона-стража и прошептала тайные слова. В двери глухо стукнуло, раздался возглас приказа, слов которого невозможно было разобрать, и заработал механизм отпирания двери.

Царица отступила на шаг. Дверь дернулась, и створки распахнулись внутрь тайных покоев.

Аринна вздрогнула, когда огромный лохматый пес с лаем и горящими глазами бросился к ней. Она никак не могла привыкнуть к нему, хотя он приветствовал ее на входе в тайные покои, сколько она себя помнила.

Пес остановился в нескольких шагах от порога, поднял голову и завыл. Аринна прошла внутрь и потрепала пса между ушами. Он продолжал выть, потом в нем что-то щелкнуло, он опустил голову и начал с еле слышным жужжанием двигаться назад вдоль щели в полу, не поворачиваясь и не сгибая ног.

Призрачный свет струился с ажурного потолка, закрытого желтоватыми стеклами. Он падал на десятки тысяч серебряных листьев, дробился и распадался на мелкие пятна, медленно вслед за солнцем ползущие по саду. Медные стволы и медные ветви не могли шевелиться.

В этом саду не было ветра, который мог бы играть с ними. Птицы, сидевшие на ветвях, умели двигать только головами и открывать клюв, когда наступал определенный час. Четыре раза в день они начинали свое движение — и тогда сад наполнялся чириканьем, свистом, щелканьем. Но проходило несколько мгновений, и все замолкало — до следующего обозначенного часа.

Говорили, что можно обозначить другие часы, повернув что-то в главном механизме, но никто — ни царь, ни нынешняя царица — этого пока пи разу не сделали.

Кроме деревьев и птиц, в саду были маленькие пруды, в них плавали рыбы, которые непрерывно шевелили плавниками и двигались. Рыб не нужно было ни кормить, ни заводить — они плавали сами по себе. Садовник объяснял, что двигается вода, подчиняясь скрытым среди кораллов и камней лопастям, а рыбы устроены так, что плавники у них шевелятся от течения воды.

Отец сидел в кресле из витого дерева. Его тонкие пальцы свисали с подлокотников, кожа была серой, словно пергамент. Он безучастно смотрел вниз. Губы застыли в гримасе улыбки. Двигались только глаза. Нижняя половина его лица была парализована — он не мог ни говорить, ни есть. Его кормили через трубку, вводя в пищевод жидкую кашицу.

— Я рада вас видеть, отец! — воскликнула Аринна, опускаясь перед ним на левое колено и целуя руку. Пальцы его чуть заметно шевельнулись.

— О, отец! Сегодня я видела странный сон, пересказывать который не решаюсь. У меня было такое чувство, что кто-то близкий обманывает меня, и что я тоже лгу. Ложь опутала меня в этом сне, отец. Я боюсь. Неужели это правда? И неужели мне предстоит что-то неприятное, ужасное?

Отец запрокинул голову и закрыл глаза.

— Ты не хочешь слушать, отец? Ты осуждаешь меня? Я не должна была тебе ничего говорить? Если это так, кивни, если я ошиблась, качни головой. Сделай, как было прежде между нами условлено! Отец, ответь мне хоть чем-нибудь!

Аринна почувствовала раздражение и на мгновение закрыла глаза, чтобы мысленно сказать себе, что нужно быть спокойной — отец не обязан понимать, ее с полуслова. Она несколько раз вздохнула, прежде чем открыть глаза.