Лайон де Камп - Воля богини Небетет

Как только голос смолк, за помостом распахнулась дверь, и рядом с изваянием богини возникла могучая фигура Конана. Неторопливыми шагами он спустился с помоста и отвесил почтительный поклон: сперва королю Лалибеа, затем — верховному жрецу Зарамбе.

— Это ты, лжец и обманщик! Ты, киммерийская падаль! — взвизгнул Тут–Мекри. Его лицо исказилось от ненависти, и он крикнул своим лучникам: — К бою! стреляйте в него!

Но киммериец, уловив движение натягивающих тетиву рук, молниеносным прыжком скрылся за ближайшей колонной; на таком расстоянии он был бы слишком хорошей мишенью для стрелков–шемитов. Изумленный и разгневанный, король открыл рот, чтобы отдать приказ своим чернокожим воинам, но в этот момент…

Выточенная из слоновой кости фигура покачнулась, вздохнула и шагнула вперед — ступени помоста скрипели и прогибались по ее тяжкой поступью. Все находившиеся в храме застыли на месте — перед ними стояла живая богиня Небетет.

Конан, как и все остальные, не спускал с нее глаз; он словно бы видел перед собой Мюриэлу, но в то же время не узнавал ее. Дело заключалось не в наложенном гриме — фигура этой женщины была более стройной, величественной, а лицо — неизмерно прекрасней смазливой мордашки коринфянки. И голос, ее голос! Он был похож на природное сопрано Мюриэле и ту подделку–контральто, которое они сочли наиболее подходящим для божества. От голоса это женщины, казалось, исходила неведомая сила, заставлявшая вибрировать стены храма и каменный пол. И вокруг ее фигуры светился бледный сиреневый ореол…

— К тебе обращаюсь я, о король Пунта! Я, истинная богине Небетет, воплощенная в образе смертной женщины! Дерзнет ли кто–нибудь из вас, моих слуг, в этом усомниться?

Не помня себя от ярости, Тут–Мекри заорал стоявшему рядом с ним лучнику:

— Стреляй же, болван! стреляй, кому говорят! Подчиняясь приказу, стрелок натянул тетиву и прицелился. Женщина бросила на него пристальный взгляд, протянула руку — что–то щелкнуло, сверкнула нестерпимо ярка вспышка, и шемитский лучник мертвым рухнул на мозаичный пол.

— Кто–то из смертных еще сомневается? — послышался холодный голос.

Никто не произнес ни слова: все присутствующие в храме — король, жрецы, чернокожие воины и даже такие прожженные авантюристы, как Конан и стигиец Тут–Мекри, — молча преклонили колена перед богиней.

Она же продолжала:

— Перед тобой, король, не один обманщик, а два — Конан из Киммерии и Тут–Мекри из Стигии. В Кешане их затея потерпела неудачу, и теперь они возжелали сотворить подобное деяние здесь, в моем храме. Стигиец, не доставшийся крокодилам из королевского пруда в Алкменоне, будет отдан им на съедение в Кассали. И варвара из Киммерии стоило бы предать такой же участи однако я желаю, чтобы этот человек был помилован — за его доброту к той женщине, в чьем теле я сейчас нахожусь. Но он должен покинуть твои владения, король, и если он не исполнит это через два дня, вели его тоже скормить крокодилам.

Ты должен выполнить еще одно мое повеление, о король Пунта. Созови в этот храм лучших мастеров, которые способны вырезать из кости мое новое изваяние. Оно должно быть похоже на женщину, в чьем теле я пребывают и чье плотью пользуюсь; столь же прекрасным и соразмерным. И никаких мерзких черепов! Тогда эта статуя сделается моим пристанищем на века. А сейчас ты должен хорошо заботиться о моем живом теле. Понял ли ты меня, король? Если понял, не медли и не пытайся ослушаться моих приказов!

Сиреневый ореол вокруг женской фигур исчез, но никто из свидетелей чудесного явления богини не мог двинуться с места. Первым пришел в себя стигиец; он сделал знак своим людям и, стараясь не привлекать к себе внимания, стал незаметно протискиваться к дверям храма.

Но тут тишину нарушил властный голос короля Лалибеа:

— Схватить его!

Взметнулся пушенный рукой воина–пунтийца тяжелый дротик, и один из шемитов рухнул замертво с пробитой грудью. В следующее мгновение храмовой зал превратился в поле жестокой кровопролитной схватки. Полетели дротики, зазвенели натягиваемые тетивы луков, поднялись копья, засверкали кривые ножи, тяжелые удары палиц из черного дерева обрушились на щиты противника. Чернокожие воины окружили вставших плечом к плечу людей стигийца. В воздухе раздавались стоны раненых и умирающих, падавших на мозаичный пол, в лужи крови, под ноги сражающихся.

Тут–Мекри, размахивая изогнутым клинком и призывая на помощь Сета и остальных зловещих стигийских богов, пытался пробраться к полуразрушенному помосту, где с мечом в руке стоя Конан; пожалуй, единственное, чего он сейчас желал — не остаться в живых, но отомстить человеку, во второй раз сокрушившему все его планы и расчеты. Подкравшись к киммерийцу сзади, он занес над ним клинок, вознамерившись одним ударом снести голову врагу. Однако Конан успел обернуться и подставить меч. Два клинка сшиблись со звоном, высекая искры; противники, внимательно следившие за каждым движением друг друга, закружили по залу, выбирая момент для решающего выпада.