Джо Аберкромби: Кровь и железо

«Такой обряд я сам совершаю каждое утро. Как ни странно, это весьма воодушевляет — видеть, что его проделывает кто-то другой».

В конце концов она встала на ноги, прижимая забинтованную руку к ребрам.

— Вы в состоянии ходить? — спросил Глокта.

— Я разойдусь.

— Что с вами случилось? Собаки?

Она рассмеялась лающим смехом и сказала:

— Нет. Один здоровенный северянин выбил из меня лишнее дерьмо.

Глокта хмыкнул: «Что ж, по крайней мере откровенно».

— Ну как, пойдем?

Она опустила взгляд на его трость:

— Вряд ли у вас есть при себе запасная, правда?

— Боюсь, что нет. Эта единственная, и без нее я не могу ходить.

— Хорошо вас понимаю.

«Не совсем».

Глокта повернулся и захромал прочь от архилекторова кабинета.

«Не совсем».

Он слышал, как женщина ковыляет следом.

«Это тоже до странности воодушевляет — когда кто-то пытается угнаться за мной».

Он прибавил шагу и ощутил боль.

«Однако ей больнее… Значит, обратно на Юг. — Он облизнул пустые десны. — Вряд ли я могу назвать его местом счастливых воспоминаний. Опять биться с гурками после того, чего мне это стоило в последний раз. Искоренять измену в городе, где никому нельзя доверять, а в особенности тем, кто послан мне в помощь. Бороться на жаре и в пыли за неблагодарное дело, которое почти наверняка закончится провалом. А провал, более чем вероятно, будет означать смерть. — Он ощутил, как у него задергалась щека, затрепетало веко. — Умереть от рук гурков? Или от рук заговорщиков, злоумышляющих против короны? Или от рук агентов его преосвященства? Или попросту исчезнуть, как случилось с моим предшественником? У кого еще есть столь широкий выбор разнообразных смертей? — Уголок его рта дернулся вверх. — Я едва могу дождаться, чтобы начать».

Один и тот же вопрос приходил в голову снова и снова, и у Глокты по-прежнему не было на него ответа.

«Зачем я делаю это?»

«Зачем?»

Goodman ( англ. ) — добрый человек, общепринятое обращение к простолюдину. ( Здесь и далее примечания переводчика. )