Юрий Никитин - Фарамунд

руке все еще блестел нож. В последнем усилии выпрямился и рухнул назад. В левой глазнице смутно белел в лунном свете оперенный конец, который Тревор только что видел в пальцах этого... как его, Фарамунда!

По всей поляне раздались яростные крики. Снова застучало железо о деревянные щиты, о человеческие головы. Лютеция вытаращенными глазами смотрела на дядю. Он вскрикнул в страхе:

— Цела?

— За волосы дернуло...

За ее спиной застыл, прислонившись к дереву, вожак оборванцев. Перо торчало, почти касаясь глазницы. Голова казалась неестественно выпрямленной, шея натянулась, в то время как тело пыталось сползти ниже. Тревор понял, что стрела, пробив мозг, проломила затылочную кость и вонзилась в дерево. Глазница заполнялась темной, как деготь, кипящей жидкостью. Пара золотых волосков ярко блестела в лунном свете.

— Моя девочка...

Тут же в ярости развернулся с мечом, однако из всей шайки только один отбивался, не успевая повернуться и прыгнуть в темные кусты. Воины Тревора, едва сорвалась стрела, не дожидаясь, куда она попала — терять нечего, ринулись на разбойников, а те, застигнутые врасплох, уже уверенные в победе, пали под свирепыми ударами, как овцы под клыками серых волков.

Фарамунд, выронив лук, лежал без движения. На плече открылась рана, кровь вытекла жидкой струйкой и тут же свернулась черным комком. Глаза невидяще смотрели в небо.

Подошел Редьярд. Он тяжело дышал, темная кровь текла по мечу и светлой коже доспехов.

— Если бы он попал в Лютецию, — проговорил он, красивое лицо исказилось гримасой ярости. — Я бы его изрубил на мелкие кусочки!.. Сутки бы рубил...

— Удача, — пробормотал Тревор, — или он, в самом деле, был уверен?

Редьярд прорычал:

— Конечно же, удача! Нет на свете людей, которые смогли бы так... Да еще в темноте!

Тревор покачал головой:

— Ты молод, Редьярд. А я видел страны, где стреляют лучше нас, видел страны, где плавают лучше нас, видел страну, где на конях лучше нас... Кто знает, откуда этот забрел?

Редьярд сказал недоверчиво:

— Он говорит по-нашему! И одет как простолюдин.

— Ну и что? Простолюдины есть в любой стране. В той, где стреляют из луков лучше нас, тоже.

Фарамунд простонал сквозь зубы. Тревор с уважением покачал головой. Все еще жив. От такого усилия открылись все раны, но все еще дерется за жизнь. Сильный зверюга.

Тяжелые веки раненого приподнялись с таким усилием, словно он вручную поднимал два подъемных моста. В глазах были пустота и непонимание.

Тревор наклонился над раненым:

— Хороший выстрел, парень! Где научился так стрелять?

Фарамунд дико посмотрел по сторонам:

— Стрелять? Что такое стрелять?

Тревор хотел рассказать про удивительный выстрел, но посмотрел в расширенные глаза, вздохнул, махнул рукой и отвернулся. Этому надо начинать рассказывать с сотворения мира.

Остаток ночи коротали у костров. С разбойников взять нечего, но двое все же сумели сменить растоптанные сапоги на чуть поновее. Кроме того, в отряде прибавились два меча, четыре кинжала, два крепких дротика с настоящими стальными наконечниками.

Подбрасывая в костер веточки, негромко переговаривались о раненом, его удивительном выстреле, после которого едва не умер. Тревор слушал, хмыкал. По опыту знал: эта история еще обрастет чудесными подробностями.

Утром продолжили путь. Раненый был слаб, но уже сознание не терял. Раны на нем заживали удивительно быстро. Лютеция всматривалась с жадным любопытством, втайне стараясь найти в нем следы благородного происхождения. Клотильда теперь таскала ему еду на привалах, даже в дороге ухитрялась подкармливать кусочками вяленого мяса.

Он ел много и с жадностью. Лютеция с удивлением и даже тревогой замечала, как быстро нарастает здоровое мясо, как сухие руки обрастают мышцами.

— Но что-то помнишь? — допытывалась она.

В его темных глазах она видела только багровое пламя костра. Мощные челюсти перемалывали кости вместе с мясом, глаза неотрывно смотрели в пляшущее пламя.

— Ничего, — ответил он тупо. — Ничего!

Тревор на могучее сложение незнакомца поглядывал с одобрительным любопытством, хотя не мог определить, чем же тот занимался: пахотой земли или же держал в руке оружие. Даже на отменного стрелка не похож. Тревор повидал их за свою долгую жизнь, мог выделить из толпы стрелка безошибочно, как бы тот ни маскировался под мечника или хлебопашца.

— Но стрелять ты умеешь, — пробасил он довольно. — Это для мужчины немало... Хотя многие считают, что лук — оружие простолюдинов, но я старый воин! Для меня важнее — умеешь ли наносить урон врагу. А все это происхождение от древних героев, кровь древних правителей...