Юрий Никитин: Фарамунд

Мужчина был в легком плаще, небрежно наброшенном на плечи, Фарамунд успел заметить атлетическое сложение незнакомца... если это не бог, то кто? — и в этот момент пришелец исчез в распахнутых дверях дворца.

Фарамунд в страхе огляделся. Шагах в пяти застыл Тревор, ручка ребенка тянется к его усам. Фарамунд сделал к нему шаг и остановился, как будто и его неведомое заклятие заставило окаменеть на ходу. Обнаженный меч он держал в правой руке, левую поднес к груди, а правую ногу чуть выдвинул, словно заснул в момент движения.

Дверь на галерею слетела с петель, словно щепочка. Движения неизвестного уверенные, властные, исполненные величия и того достоинства, что дается либо с рождения, либо вырабатывается долгими годами и даже десятилетиями абсолютной власти.

Фарамунд даже дышать старался едва-едва, чтобы грудь не колыхалась, а веки опустил, дабы чужак не уловил движения глазных яблок. Лезвие меча прижал к ноге, в руке бьется кровь, кончик меча слегка колышется в такт...

Незнакомец шел быстро, нисколько не скрываясь, не страшась застывших людей, только бросал на каждого короткий ищущий взгляд. Фарамунд видел теперь только приближающиеся ноги, затаил дыхание.

Шаги замедлились, затем раздался сильный властный голос, брезгливое удивление выплескивалось, как вино из чаши пирующего франка:

— Что же в тебе такое необыкновенное, дикарь... что сопротивлялся так долго?.. Ты поддался внушению последним, я вижу следы в воздухе, твое тело все еще раскалено...

Фарамунд не дышал, незнакомец рассматривал его с недоумением, затем снова раздался голос, в котором было сожаление:

— Ладно, умри, хотя в другое время я бы предпочел...

Фарамунд резко двинул руку с мечом вперед. Глаза распахнул, успел увидеть широкое мясистое лицо, круглые выпуклые глаза и безобразно расплюснутый нос. Чужак попытался отшатнуться, Фарамунд увидел серые глаза, вдруг показавшиеся знакомыми.

Лезвие ударило чужака в бок, Фарамунд ощутил, как оно пронзает тугую печень. Человек от дикой боли помирает тут же, но этот с усилием отступил, стягивая себя с железной полосы. Фарамунд торопливо выдернул меч и молниеносно всадил под левое ребро. Острие сразу просадило сердце насквозь, разорвало его пополам, рассекло важные жилы, сосуды...

Человек вскрикнул от боли и, как показалось устрашенному Фарамунду, от негодования. Он вскинул руки, пальцы начали вязать невидимый узор, явно колдовской, Фарамунд, стараясь двигаться как можно быстрее, ударил мечом по руке.

Кровавые брызги разлетелись как бусинки. Пальцы срезало, словно ивовые прутики. Вторым ударом Фарамунд отсек чужаку правую руку. Кровь хлестала из раны в боку, из другой раны в левой половине груди, но на глазах Фарамунда кровь разом иссякла, раны затянуло, как в болоте затягивается ряска после брошенного камня!

— Ты... — сорвалось с губ незнакомца. Глаза его пытливо смотрели в лицо Фарамунда. — Ты... Кто ты есть?.. Почему не...

Фарамунд в ужасе, что страшный колдун оказался бессмертным, закричал дико, схватил меч обеими руками, со всей силы ударил врага по голове. Руки тряхнуло, лезвие словно наткнулось на камень... но раздался треск, будто лезвие проломило толстую скорлупу каменного яйца.

В глаза Фарамунда брызнуло теплым. Он отшатнулся, успел увидеть залитое кровью лицо чужака. В нем был такой неистовый гнев и изумление, что Фарамунд продолжал вопить, меч в его руках взлетал и с силой обрушивался на голову колдуна.

Колдун упал на колени. Фарамунд с криком обрушил тяжелое лезвие на шею. Меч наискось разрубил позвонки, увяз в широких мышцах спины.

— Что же ты за человек? — прошептал Фарамунд. Он отступил на шаг, прижался спиной к стене. Ноги тряслись крупной дрожью. — Кто есть ты?

Мир быстро светлел. Гром грохотал намного тише, молнии едва блистали. Через окно было видно, что туча рассеивается, уходит. Стену ливня как ножом отрезало, уходила дальше, вздымая пыль, а небо выглянуло синее, вымытое.

Рикигур и Фюстель все еще стояли каменными истуканами. Со двора веяло недоброй тишиной, Фарамунд дико озирался: вся эта буря, туча, гром и молния — только для того, чтобы незаметно принести этого ужасного колдуна!..

Дрожащий, все еще не выпуская из руки меч, он жадно схватил широко раскрытым ртом воздух. Насыщенный грозой, он опалил горло. С кончика лезвия падали тяжелые красные капли, расплескивались, как шляпки гвоздей. Внизу во дворе люди сидели и лежали в лужах, промокшие, сбитые с ног бурей, жалкие, все еще во власти страшного заклятия.