Юрий Никитин: Откровение

— Убрался, — пролепетал священник. — Вы видели? Видели как святая вода отогнала?..

Томас поднялся на ноги, мокрый, как рыба, прорычал страшно:

— Ты на кого воду тратишь?

Его цепко держали, заломив руки за спину. Священник пугливо пятился. Лик молодого короля ужаснее, чем у выходца из преисподней!

Томас повел плечами. Держат почтительно, но крепко. Не враги, в глазах сострадание.

— Оставьте меня, — выдавил он, — я должен посоветоваться...

Рыцари переглянулись, отодвинулись, но когда Томас пошел вниз по лестнице, сзади слышал их шаги, звон доспехов и стук тяжелых сапог по каменным ступеням. Пару раз рассерженно оглядывался, но рыцари старались держаться за пределами видимости, что в замке с его крутыми поворотами, узкими ходами, просто.

Стены шатались, его бросало от одной к другой. Как утопающий, он набрал в грудь воздуха и тащил себя через отчаяние и страх вниз к людской, а потом чутье заставило свернуть в сторону конюшни.

Из раскрытых ворот вкусно пахло свежим сеном. Конские ясли уходили двумя рядами вдаль, посреди пролегла солнечная дорожка от дальней двери напротив. Ближайшие кони смотрели добрыми коричневыми глазами, потом повернули головы в сторону целой копны сена в углу конюшни.

Калика возлежал лохматый и все в той же варварской безрукавке из волчьей шкуры. В красных, как закат, волосах запутались оранжевые соломинки, а зеленые глаза сонно закрывались. В правой руке был кувшин, в еще два пустых лежали у ног. Вид у калики был задумчивый и неспешный.

— Что, — сказал он с вялым беспокойством, — еще и не начиналось?.. Томас, я не пойду, и не уговаривай. Я вас поздравил, а в королевский зал не пойду, это ж тебя только опозорю!

— Сэр калика, — прошептал Томас.

Олег сказал с пьяной усмешкой:

— Удивлен, что я не исчез, когда все закончилось?..

— Ох, сэр Олег...

Калика объяснил с пьяной обстоятельностью:

— Я еще здесь, ибо не решил, как мне удалиться... отсель, из Оловянных Островов. Пойти ли пешком, аки странник, либо сесть на Змея, а то и вовсе... гм... В первом случае лучше мыслится, во втором двигаешься быстрее, а в третьем вовсе за один миг р-р-р-р-раз и со всеми удобствами сразу в нужном месте, но совсем не мыслится... Не мыслится, зато приятственно. Как мыслитель, я хочу идти пешим, но как человек, навроде простого дровосека или там короля, хотел бы лететь... и чтоб не дуло...

Томас сказал мучительно:

— Сэр калика...

— Беда в том, — рассуждал калика, — что во мне два человека. Оба тянут в разные стороны! И такую драку затевают, что ребра трещат, а голова гудит, будто сижу в колоколе, а по нему твои монахи лупят со всей дури. Или от церковного усердия, что одно и то же... Гм, все же пойду, видать, пешим. Только вот как ноги не замочить в проливе...

— Сэр калика, — проговорил Томас с болью, — Ярослава исчезла.

Калика поднял усталые глаза. Томас видел в них, как сэр калика ловит ускользающую мысль, затем огонек погас, перед Томасом было лицо смертельно усталого человека. Эти двое, понял Томас потрясенно, что живут в сэре калике, оба обладают неимоверной силой, и оба бьются яростно и до конца. А сам калика — лишь оболочка, поле боя двух могучих Олегов!

Томас сказал тихо:

— Прости...

В оружейном зале перед его глазами поплыла стена с мечами, боевыми топорами, кинжалами, палицами... С ними воевали и умирали его славные предки. Так неужто ж он, Томас Мальтон, станет цепляться за ныне бесполезную жизнь?

Пальцы потрогали рукоять меча его деда, с которым тот воевал и погиб под Хортом. Славный меч, он не подвел деда, да и дед его не опозорил.

Томас упер рукоять в стену, холодное острие прорвало рубашку на груди против сердца. Он задержал дыхание, шепнул едва слышно: «Яра, я иду...» и расслабил мышцы, чтобы лезвие вошло легко и высвободило душу. Он качнулся вперед, острие прорвало кожу и плоть, но тут сильные руки ухватили за плечи, грубый голос заорал над ухом. Его свалили, ухватили десятки рук, держали как крестоносцы богатого иудея. В голове был туман, в мыслях он уже встретился с Ярославой. Но запах солдатского пота, грубые голоса и холодный каменный пол привели в чувство. Его все еще держал Макдональд, теперь уже кастелян королевского замка, воины спешно связывали Томасу ноги. В распахнутую дверь врывались, привлеченные криками, новые воины. Пахло горящим деревом, смолой.

— Как вы посмели... — прошептал Томас. — Я — ваш король...

— Еще нет, — ответил кто-то.

А другой голос добавил: