Юрий Никитин: Передышка в Барбусе

— Сам ты... Ты знаешь, на кого ты похож?

— Знаю, — ответил он. — Но ты лучше помалкивай.

Он разделал оленя целиком и зажарил все куски. Поблизости росли жгучие травы, молодое мясо с готовностью дало сладкий сок, мавка чавкала и восторгалась, он ел быстро и жадно, чувствуя, как в груди нарастает радостное рычание большого и сильного зверя. И хотя он умел несколько дней бежать вообще без крошки во рту, но когда выпадает вот такая возможность, то надо жрать, жрать от пуза, лопать вволю и в запас, распускать пояс и снова жрать, пока не полезет из ушей.

После сытного обеда мавка возжелала малость отдохнуть, а то у неё от тряски заболит переполненный живот, но, похоже, как и Мрак, отдыхать не умела и не любила: тут же указала на выглядывающие из кустов острые рыжие мордочки:

— Им тоже поесть надо, пойдём отсюда.

— Да, — согласился он, — хотя после тебя там остались только копыта.

— После тебя, — уличила она. — Ты ж кости грыз, зверюга!

— В костях самый сладкий мозг, — возразил он. — Вон у тебя хоть и тоненькие, а, знаешь, сколько в них сладости?

— Но-но, — сказала она предостерегающе, — поднимайся!

Через четверть часа заросли остались далеко позади, мавка жадно присматривалась к новым для неё рощам, заросшим лесом холмам.

Дорога постепенно стала шире, протореннее. Мраку почудились запахи дыма, окалины железа, угля, но ветерок стих, и он не был уверен, что ему не почудилось.

— А что там? — спросил он. Голос пояснил словоохотливо:

— Там уже веси одна возле другой, а ещё дальше — стольный град Барбус. Так говорят, я там не бывала. Но мы, конечно же, туда не пойдём...

— Почему? — удивился Мрак.

В голосе мавки прозвучала насмешка:

— Ну и туп же ты, чужеземец... Тебе идти туда тоже не стоит. Пропадёшь, тебя и куры лапами загребут. Там народ злой, быстрый.

Он пожал плечами, с удовольствием чувствуя, как её нежные колени елозят по его щекам.

— А что такого? Девка сидит у мужика на плечах!.. Невидаль? Женщины и так все ездят на нас. Это ж так привычно. Никто и глазом не поведёт... Впрочем, ты девка красивая, на тебя будут заглядываться... Ну и пусть смотрят. Мы еще и деньги за показ будем брать. Там ещё будут драться за честь тебя самим поносить на шеях.

Она слушала, колени чуть расслабились, затем опомнилась, под кожей напряглись крепкие мышцы.

— Нет. Поворачивай налево.

Мрак продолжал двигаться прямо. На душе стало печально, он сказал с сожалением:

— Может быть, пойдем, а?

Колени начали сжиматься. Голос мавки прозвучал сдавленно:

— Поворачивай...

— Мне надо в город, — сказал Мрак со вздохом. — А так бы я лучше с тобой бродил бы в лесу. Я сам человек лесной...

Колени стиснулись с такой силой, что стало трудно дышать. Её голос, неузнаваемый и прерывающийся, донесся с хрипами:

— По... во... ра... чи... вай!..

— Не, — сказал он сожалеюще. — Эх, надо ж было мне, дурню, пообещать жабе! А еще на Таргитая: дурак, дурак... Но слово не воробей, надо идти. А ты чо там пыхтишь? Мы ж договаривались на голову не гадить... А то уже что-то горячее бежит по спине... Как думаешь, что?

Её колени бессильно разжались. Мрак осторожно снял её с шеи, и, всё ещё держа на руках, в задумчивости осмотрелся, не зная, куда посадить: ни пенька чистого, ни валежины без лишайника или кусачих муравьев.

Она обречённо лежала в его руках, как в колыбели. Зеленые глаза были полны страха и безнадёжности. Даже не пыталась сопротивляться, ибо в руках, что держат её, теперь чувствуется крепость толстых древесных корней. Голосок её был тихим, как у мышонка:

— Мне была предсказана смерть от руки героя... Простого мужика я бы уже удавила..

— А мне от женской, — ответил он. — Может, от мавкячей? Ладно, прощай, зеленоглазка...

Он бережно опустил её ноги на землю. Она выпрямилась, глаза неверяще обшаривали его хмурое лицо.

— Ты... отпускаешь?

— Да, — сказал он с сожалением. — Мне надо в город. Барбус, так Барбус. Лишь бы побольше.

Он тяжело сделал шаг к главной дороге. Ее голосок, прерывающийся от удивления и негодования, как стрела, кольнул в спину:

— Но почему... почему ты целый день позволял сидеть на своей шее?

Мрак пощупал шею, что еще хранит её тепло и запах, улыбка его была грустной.

— Не знаю. Наверное, мне самому понравилось.

— Почему?

— Не знаю. У меня еще никто не сидел на шее.

Деревья двигались навстречу, а когда расступились, начал расти и раздвигаться в стороны простор ухоженных полей. Справа заливной луг, медленно двигается стадо тучных коров, а дальше ровными рядами вставали белостенные хаты, крытые соломой. Мрак шагнул из тени под солнечные лучи, но едва сделал два шага, сзади зашелестело, тонкий голосок крикнул: