Александр Бушков - Заповедник

— Давай, дедушка, выкладывай! — решительно шагнул к столику Кэп. — Куда и во что нас угораздило вляпаться! Все рассказывай!

— Ну, коль так… садись, робятки, — и жестом показал на нары, — разговор у нас долгим окажется…

— А ты, дедушка, здесь кем будешь? — простодушно спросил Текс. — Не лешим ли местным случайно?

— Цыц, несмышленый! Язык-то прикуси! — нахмурился Дед. — Негоже к ночи тако говорить! Цыц!

— Так где она, ночь-то? — подозрительно спокойно спросил Кэп. — Серость кругом одна.

— Когда надо, тогда ночь и будет, — буркнул недовольно Дед. — Значится, так… Когда вы, робяты, пришли в наш лес втроем, я шибко удивился. Приходили и раньше… но по одному. Я даже поначалу подумал, что вы наши, из Трущоб — они-то всегда ходят по трое и даже поболе, а потом понял — нет, эти из Замирья припожаловали.

Мы переглянулись.

— А что такое Трущобы, дедушка? — не утерпел Текс. Дед недовольно пожевал губами и сказал:

— Так это город разрушенный, что на реке стоит. Потому и понял, что вы из Замирья. Уж больно чистенькие, да и речь другая… Ладноть, не сбивайте меня, говорить-то я не мастак, вот и получилось у меня все с конца… Начну, однако, с начала: давно, лет с полсотни уже минуло, возле города на реке бомбу взорвали. Шибко сильная бомба была.

— Атомная? — опять бесстрастно спросил Кэп. — То есть у вас случилась атомная война? А из-за чего? Кто начал?

— Во, во, так она и звалась — атомна! А кто и почему начал, я не знаю, а было это… кажись, в 1962 году. Этих бомб много взорвали в других местах. Поубивали людей — у-у-у — мильены! Вот тогда стало холодно и совсем плохо. Лет пять неба было не видать. Ишшо много людей поумирало. Совсем пусто стало. Потом небо помаленьку начало открываться…

— Это как сейчас? Все такое же серое было? — опять не удержался от вопроса Текс.

— Не, такое серое становится иногда… может, раз-два, редко три в году. Как становится все серым, значит, жди гостей из Замирья… Чаще такие, как вы, приходят…

— А как нам назад вернуться, дедушка?.. К себе, в это, как его… Замирье? — нетерпеливо перебил Деда все тот же неугомонный Текс.

— А никак. Когда туман этот рассеется, вы и очутитесь в своем мире. Вы, пришлые здесь — исчезнете, а я и такие, как я, — остаемся. А ногами вы никуда не дойдете. Здесь везде наш мир.

— Вот прямо так и очутимся?

— Ага! Вы увидите, как домик и все, что не из вашего мира, начнет бледнеть, и все станет, как было у вас. И если сей секунд туман начнет исчезать, то я увижу, как вы тоже бледнеете и исчезаете. Скоко я такого уже видел… Не счесть. Первые разы пугало это, а сейчас привык.

— А вдруг туман исчезнет, а мы останемся?

— Дык и такое бывало… раз десять. Серость отступала, а человек оставался.

— И что потом с ними бывало?

— А кто со мной жил, кто уходил на реку, кто в Трущобы. Всяко бывало!

— Хорошенькие дела! Значит, сидеть у моря и ждать погоды? — пригорюнился Текс.

— Ну, если хош, иди на Реку… Только все едино: как только Серость отступит, вы и вернетесь в свой мир — в Замирье, по-нашему. Это хоть здеся, хоть в Трущобах… Ежели только доживете до ухода Серости. Там, в Трущобах, не любят таких, сытеньких.

— Так а для нас ваш мир, дедушка, и есть Замирье!

— Тако же! Мы и живем в одном мире, но за стенкой. Между ними открывается иногда дверка, и людины попадают в наш мир.

— А из вашего мира кто-то в другие миры проникает? — снова спросил Текс.

— Не… наш мир проклятый, наказанный за жадность да гордыню наших властителей. Нас Господь за это наказал. Другие приходят и глядят на наши безобразия… Это здеся, в лесу, хорошо. Лес не пускает плохого человека. К нам даже когда злыдни из Трущоб приходят, и то ведут себя тихохонько, по-доброму. Иначе Хозяин Лесной накажет. А вот в Трущобах… Там страшно. Там люди есть с тремя руками или одной большущей ногой. Уродцы, прости меня, Господи. Да много… разных. Вот этим и наказан наш мир…

Все надолго замолчали. Потом Дед поднялся, расставил на столе тарелки, достал котелок с кашей.

— Ладноть, давайте вечерять. Рассказками сыт не будешь, — и стал резать вяленое мясо.

— Да какое там «вечерять», — с тоской проговорил Док. — После всего, что ты нам понарассказал, и кусок в горло не полезет… не буду!

Но глядя, как Дед со вкусом уплетает кашу, присоединились к нему и друзья — голод-то давал о себе знать.

Поужинав, пошли на поляну, к летней печке. Вокруг все по-прежнему было серым и туманным.

— Деда, а как долго этот туман держится?