Юрий Никитин: Куявия

– Не знаю, – ответил он слабо, – но я его люблю Очень люблю!.. И он меня… тоже.

Апоница сказал грустно:

– Пока что чувствует от тебя тепло и ласку. Ладно, неси обратно. Это плохо, что привыкаешь.

– Плохо? Почему?

Апоница нахмурился, голос прозвучал глухо:

– Плохо.

Он самозабвенно возился в котловане с этими быстро растущими ящерицами, когда высоко над головой зазвучали незнакомые голоса. У барьера появились богато одетые люди, дородные, в теплых одеждах из дорогого и редкого меха. Апоница склонился над каменным барьером, указывал вниз, что-то говорил быстро и заискивающе.

Иггельд ощутил недоброе, рядом с Апоницей появился Якун, тоже взволнованный, лицо побледнело, покрылось красными пятнами, будто переел лисьих ягод. Иггельд уловил быстрый взгляд, что бросил на него Якун, уловил незаметный взмах руки, но не понял, что надо делать, на всякий случай перестал играть с детенышами и пошел менять воду.

Апоница крикнул:

– Иггельд, раз уж ты там, возьми дракончиков и отнеси по одному вон к тому краю!

Иггельд, гордясь силой, ухватил сразу двух, отнес, пыхтя, в указанное место. Один из богато одетых сказал, смеясь:

– Крепкий мальчишка!.. Уж его точно выбраковывать не стоит.

Другие тоже смеялись, кто искренне, кто угодливо, но все внимательно следили, как детеныши, разлученные с матерью, с жалобным визгом поползли обратно Их задние лапы волочились, как перебитые, оба скулили, дракониха вскинула голову и смотрела внимательно. Апоница прикрикивал повелительно, удерживая ее на месте. Малыши совсем выбились из сил, один полз все медленнее, другой распластался и жалобно скулил.

Иггельд хотел подбежать и отнести, но Апоница сказал незнакомым голосом:

– Стоять!.. Не мешай.

Первый дракончик кое-как дополз до материнского брюха, ткнулся мордой в теплое вымя, но так измучился, что сразу заснул. Второй начал ползти, снова остановился, опять прополз пару шагов…

Иггельд услышал голоса:

– Я полагаю, со вторым ясно…

– Да, конечно.

– Погодите, – возразил третий голос, – может быть, остальные будут такими, что и второй покажется бегуном.

– Да, вы правы, сперва пересмотрим всех…

– Запомнили, у этого хвост почти белый?..

Апоница кивком позволил Иггельду отнести к матери и второго, сказал:

– Донесешь еще двух?

– Легко, – ответил Иггельд, деваться некуда, хотя в тот раз думал, что глаза лопнут от натуги, драконники прибавляют в весе с каждым днем. – Туда же?

– Да.

Он отнес и остановился, приходя в себя, а дракончики резво поползли обратно. На этот раз добрались к матери без передышек и остановок, почти вровень. Апоница кивнул удовлетворенно, но лицо оставалось все еще встревоженным.

Третья пара тоже оказалась резвой, хотя второй отстал, и намного, но просто первый не полз, а почти бежал. Иггельд видел, что этого взяли на заметку особо, указывали Апонице, он кивал и улыбался. Четвертая пара была последней, которую Иггельд донес, да и то дважды ронял по дороге, потом, к его стыду, пришлось носить дракончиков по одному. Правда, оставалось всего четверо.

Сердце его похолодело; наконец-то дошло, что эти нарядные и празднично одетые люди и есть те безжалостные убийцы, что всякий раз обрекают на смерть половину, если не больше, любого потомства вот так в первый же отбор. А потом, через два месяца, и второй, когда снова половину на смерть, останется только трое, а потом и вовсе один…

В глазах закипели слезы. Последние два ползли вяло, хотя выглядят крепкими и здоровенькими, то ли переели, то ли хотят спать, но ползут едва-едва, два таких толстеньких комочка, по дороге тычутся мордочками во все выпуклости, отыскивая теплый бок матери.

Голоса над головой раздавались недолго. Когда Иггельд всех детенышей расположил у матери под брюхом и поднял взгляд, над барьером оставался только Апоница. Иггельд потащился, донельзя усталый, к корзине. Апоница сам взялся за ручку, начал вертеть, а Иггельд вертел вторую, внизу, так поднялся вдвое быстрее.

– Якун повел их угощать, – объяснил Апоница. Он усмехался, но в глазах была грустная ирония. – От них многое зависит…

– Почему?

– Знатоки, – объяснил Апоница лаконично.

Они сели рядом на каменный заборчик, Иггельд чувствовал, что и бывший наездник драконов испытывает к нему симпатию, хотя ему, Иггельду, едва исполнилось четырнадцать, а наезднику, подумать только, какой старый, уже почти пятьдесят!

Иггельд спросил тоскливо: