Марина и Сергей Дяченко: Скитальцы

Хант приходился вассалом Бальтазарру Эсту и платил ему дань. Подмастерья шептались о совершенно невероятных формах, которые эта дань принимала.

Конечно, мельник Хант по своему положению был много ниже блестящего господина Руала, и неизвестно, какой каприз великолепного Ильмарранена сблизил их. Во всяком случае, между мельником и Руалом установились живые, почти приятельские отношения.

К приезду Маррана накрывался стол — Хантова служанка, робкая тощая девушка, сбивалась с ног. Она мучительно стеснялась, прислуживая господину Ильмарранену, краснела и роняла посуду. Марран иногда снисходительно пощипывал её за единственное выдающееся место — нос.

Подмастерья выстраивались вдоль стены, пялясь на заезжую знаменитость и перешёптываясь. Младший до смерти боялся тараканов — и господин Руал охотно потешал публику, превращая его сотоварищей в стаю огромных чёрных насекомых. Поднималась возня, маленький подмастерье визжал, вспрыгнув на стул, а мельник Хант загадочно улыбался, пуская кольца дыма из своей трубки. Наблюдая эту сцену, господин Руал веселился от души.

Впрочем, странная дружба мельника и Маррана готова была зайти в тупик к моменту, когда на Ханта, его мельницу и уплачиваемую им дань пожелал заявить претензии господин Ларт Легиар, постоянно расширяющий территорию своего влияния и подчинивший себе уже весь левый берег.

Великие маги перегрызлись, как псы.

Мельник охал и жаловался Маррану на притеснения и претензии с двух сторон. Господин Руал, удивительным образом ухитрявшийся поддерживать дружбу с обоими соперниками, ободряюще хлопал Ханта по плечу и усмехался покровительственно.

И вот, лунной весенней ночью в столешницу дубового обеденного стола был вогнан длинный охотничий нож — так делается, когда двое хотят побиться об заклад.

Подмастерья, поднятые с постелей, служанка в халате и разгорячённый небывалым пари мельник толпились с одной стороны стола, а с другой его стороны высился Ильмарранен:

— Двадцать золотых, мельник! Я ставлю двадцать золотых, что скажешь?

Хант грыз ногти, не переставая загадочно усмехаться:

— Я бы поднял ставки, господин Руал… Уж больно сомнительное это дело… Любого из них мудрено провести, а уж обоих…

Не зря, ох не зря набивал цену Хант! Пари сулило потеху, но и риск тоже, ибо господин Руал брался — ни более ни менее — оставить в дураках и Легиара и Эста. Шутка ли — явиться к Эсту в Лартовом обличье и так спутать все карты, чтобы маги отказались от мельницы по доброй воле… Впрочем, известно ведь, что господин Руал — мастер мистификаций и розыгрышей…

— Посмотрим! Пятьдесят, чтобы не мелочиться, — конечно, он был уверен в успехе.

Мельник покончил с ногтями и принялся за пальцы:

— Рискуете, господин Руал… Но так тому и быть… Я согласен.

— По рукам? — взвился Ильмарранен.

Мельник протянул сухую короткопалую руку, и над воткнутым в столешницу ножом было заключено пари… Старший подмастерье разбил руки спорящих вялым нерешительным ударом. Громко икнула сонная служанка — а господин Руал расхохотался, обернулся яркой растрёпанной птицей и вылетел в приоткрытое окно…

…На заплесневевшем обеденном столе до сих пор темнел глубокий след ножа. Окна разбились, полуоткрытая дверь вросла в землю. Посреди двора догнивала груда пустых мешков.

Ильмарранен повернулся и зашагал прочь.

…Печальная женщина по имени Ящерица склонилась над столом, вглядываясь в тёмные пятна на белой салфетке. Возился в люльке маленький мальчик — агукал, улыбался, пытался поймать кружащиеся над ним прямо в воздухе цветные шары… Из наполовину зашторенного окна било радостное весеннее солнце, в ярком его потоке волшебные шары покачивались, радужно переливались, то ловко уворачиваясь от маленьких ручек, то прилипая к ладошкам. Малыш смеялся.

Его мать нежно разглаживала складки белой ткани, стараясь не касаться пятен крови. Вскоре под её взглядом они медленно вернули свой красный цвет и ровно засветились изнутри.

Мы шли, по щиколотку увязая в сыром песке. Мыс остался позади, и судёнышко скрылось из виду. Вместе с ним из виду скрылись завтраки, обеды, ужины, крыша над головой и увесистый дорожный сундучок.

Мы шагали налегке — молчаливый Ларт впереди, я следом. На каждый его шаг приходилось полтора моих.

Слева тянулась полоса прибоя, справа — бесконечная каменная гряда. Сюда можно было только приплыть или прилететь.

У меня промокли башмаки. Я догнал Ларта и поплёлся рядом, преданно заглядывая в неприятно желчное лицо.