Неожиданно со всех сторон раздался истошный многоголосый визг, откуда-то сверху на головы людей и вьючных животных полетели толстые ветки деревьев и плоды неизвестных растений. Егору тяжёлый фиолетовый шар попал прямо в голову, набив на затылке приличную шишку.
— Это — взрослые павианы! — вскочил на ноги Симон. — Не стрелять! Отходим! Немедленно! Разворачивайте мулов…
Развернули и отошли.
— Что дальше? — поинтересовался Лёха.
— Здесь не пройти. Придётся следовать в обход.
— Почему?
— Взрослые павианы, — невозмутимо передёрнул плечами индеец. — Они пришли сюда из верховий реки Тапажос. Там всё залило месячными дождями. Всё и надолго. Павианы, не любящие слякоти и плесени, откочевали сюда. Теперь считают эти места своей безраздельной вотчиной. Более того, готовы доказать эти притязания на деле. То есть, драться. Так полагается. Джунгли. Такой закон.
— Закон джунглей — дело святое, — согласился Егор. — Даже не спорю. Кто смел, тот и съел. Но…. Это же просто обезьяны…. Разве нет?
— Разгоним — на раз, — поддержала его Ванда. — То бишь, застрелим вожака и всех его прихвостней. Не впервой. Этого, женой штатского гада буду, за глаза и за уши хватит…. Когда в Мире «церковников» грохнулся огромный метеорит, там тоже всякие «джунгли» начались. И голодные гиены вокруг забегали, и полосатые зебры, и пятнистые жирафы. Не говоря уже о горбатых разноцветных динозаврах…
— Нельзя стрелять, — отрицательно помотал головой Симон. — Ни в коем случае. Павианы, они очень мстительные. Непременно захотят отомстить за смерть вожака. Будут нападать. То есть, прыгать из ветвей: и на людей, и на гружёных мулов. Придётся много стрелять. Очень много. А нельзя, инструкции запрещают. Мол, шум поднимется. Тропическое эхо его усилит. Многократно. Это может привлечь внимание посторонних. Запрещено — строго-настрого — привлекать внимание посторонних. Повышенная секретность…
— Что предлагаешь?
— Надо идти в обход.
— Сколько времени мы потеряем?
— Примерно сутки. Может, чуть больше.
— Сутки? — задумался Егор. — В принципе, ничего страшного…
— Страшно, — заявила Лана. — Я чувствую, что со временем у нас туго. То есть, очень плохо. В том плане, что скоро (завтра или послезавтра), здесь могут появиться…м-м-м, люди, которые захотят нам помешать.
— Предчувствия — дело серьёзное, — нахмурился Хан. — Значит, надо спешить.
— Есть конкретные предложения?
— Пробиваться со стрельбой, наплевав на все инструкции Третьего департамента, даже вместе взятые.
— Вояки вы у меня…
— Разреши, уважаемый деверь, я попробую? — предложила Ванда.
— Попробуешь — что?
— Подойду к шумным обезьянкам поближе и попробую поговорить с ними. То бишь, вежливо попрошу — освободить нам дорогу. Применив, понятное дело, некие фамильные навыки и умения, доставшиеся мне в наследство от бабушки.
— Опасно это, — предупредил Симон. — Павианы — коварны и злобны. Могут броситься практически в любой момент. А клыки и когти у них — длинные и острые…
— Ничего, меня обожаемый супруг подстрахует. Чай, не впервой…. Правда, милый?
— Подстрахую, — заверил Лёха. — Одно удовольствие — с таким-то винчестером.
— Ладно, попробуйте, голубки, — разрешил Егор. — Чем только чёрт не шутит…
Ванда, одетая в уже привычный сиренево-фиолетовый пятнистый камуфляж, медленно шла по просеке. Лёгкий тропический ветерок игриво трепал прядки её светлых, слегка вьющихся волос. Лёха — в таком же камуфляже и с винчестером в руках — шагал следом, слегка приотстав и напряжённо всматриваясь в густые кроны.
Не дойдя метров тридцать до высоких деревьев, с которых несколько минут назад вниз летели ветки и всякие неизвестные плоды, молодая женщина остановилась.
Павианы заволновались: раздалось недовольное бормотанье, порой переходящее в глухое рычанье, в изумрудно-зелёной листве угрожающе засверкали янтарно-жёлтые звериные глаза.
Ванда, вытянув руки вверх и чуть вперёд, заговорила на каком-то неизвестном, очень певучем языке. Её речь была негромкой и монотонной, но — при этом — откровенно-завораживающей: обезьяны тут же притихли, даже ветки деревьев больше не шевелились.
«Прямо-таки великий удав Каа из книжки про Маугли», — не преминул прокомментировать ехидный внутренний голос. — «Мол, замерли, подлые и грязные бандерлоги. Сейчас я буду учить вас, тварей наглых и безмозглых, уму-разуму…».
Минут через пять-шесть Ванда, не опуская рук, резко присела и завизжала — звонко, надсадно и очень-очень громко.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу