Морган Родес - Мятежная весна

– Ах, Эрон, – проговорила она настолько сухо, насколько смогла, – ты знаешь, мне почти жалко тебя! Опуститься до подобной лжи! Ну неужели ты не можешь просто с достоинством принять поражение?

У него глаза полезли из орбит. Во всяком случае, белки кругом радужек видны были отчетливо.

– Ложь? Никакая это не ложь! Ты хотела меня точно так же, как и я тебя! Ты должна признать это правдой и еще спасибо сказать, что я по-прежнему согласен взять тебя в жены!

Король Гай откинулся на спинку трона и наблюдал за ними, сложив пальцы домиком.

– Я вижу, – сказал он затем, – тут у нас расхождение во мнениях. Между тем я очень ценю правду и считаю ее делом наиважнейшим. Ложь неприемлема ни в каком виде. Так ты говоришь, принцесса, что в столь важном деле этот юноша лжет?

– Да! – не задумываясь, ответила Клео. Она смотрела на короля, ее взор был ясен и чист. – Он лжет.

– Клео! – возмущенно выкрикнул Эрон.

– В таком случае у меня нет выбора: я должен поверить тебе. – И король кивнул Магнусу. – Напомни, сын мой, что у нас в Лимеросе делают с теми, кто пытается лгать королю?

– Наказание за подобную ложь – усекновение языка, – ответил Магнус, стоявший с обычным непроницаемым видом, скрестив руки на груди.

Король кивнул и сделал знак.

Двое стражников тотчас же шагнули вперед и крепко взяли Эрона за плечи. Он ахнул, его лицо исказилось от ужаса.

– Ваше величество, вы не можете так со мной поступить! Я не лгу! Я ни в коем случае не стал бы вам лгать! Я вам всячески повинуюсь! Вы теперь мой король и повелитель! Пожалуйста, пожалуйста, вы должны мне поверить!

Король ничего не ответил, лишь кивнул еще одному стражнику, и тот подошел, на ходу вытаскивая кинжал из поясных ножен.

Эрона силой поставили на колени. Четвертый стражник ухватил его за подбородок и за волосы и принудил открыть рот. Тот, что с кинжалом, стиснул металлическим зажимом и вытянул Эрону язык. Молодой придворный издал придушенный вопль ужаса.

Клео потрясенно наблюдала за происходившим.

Она терпеть не могла Эрона. Клео сама себя ненавидела за ту глупую выходку, когда она переспала с ним. Утешало лишь то, что она в тот вечер была слишком пьяна и самой близости толком не запомнила. И он убил Томаса Агеллона, причем ни малейшего раскаяния впоследствии не испытал. Она была вне себя, когда отец просватал ее за этого негодяя. И ненавидела Эрона, у которого мозгов не хватало понять, почему он ей так противен.

Он заслуживал наказания во многих смыслах. Но только не за это. Он ведь королю сказал правду.

И тем не менее… Признать, что это она солгала…

Ох, богиня Клейона… Клео редко молилась своей божественной тезке, покровительнице Ораноса, но сегодня был исключительный случай. Помоги, богиня, пожалуйста, помоги!

Она могла смолчать и дать этому произойти. И это стало бы ее тайной, которую она впоследствии унесла бы в могилу. Эрону после подобного наказания уж точно никто бы не поверил.

Стиснув кулаки так крепко, что ногти впились в ладони, следила она за тем, как шел вверх кинжал, приближаясь к разинутому рту Эрона…

Тот в ужасе завизжал.

– Остановитесь! – услышала Клео свой собственный голос, и только тут до нее дошло, что она все-таки не сумела смолчать. Ее трясло с головы до пят, сердце бешено колотилось, и его удары отдавались по всему телу. – Не делайте этого! Пожалуйста, не делайте! Он не солгал. Он… он сказал правду. Мы с ним действительно… один раз… Я подарила ему свое целомудрие по доброй воле и без принуждения!

Стражник, державший кинжал, замер. Кончик лезвия уже упирался в розовый трепещущий язык.

– Ну-ну, – произнес король Гай. Негромко так произнес, но Клео никогда еще не слышала в человеческом голосе худшей угрозы. – Думаю, это многое меняет.

Принцесса Клео стояла бледнее смерти, ее по-настоящему трясло от страха перед гневом короля.

А Магнус-то думал, что в этом золотом королевстве и позабавиться нечем будет…

Его мать с самого начала молча сидела рядом с мужем, и по ее лицу невозможно было прочесть, имела ли она собственное мнение по поводу отрезанных языков, утраченной невинности и так далее. Конечно же, за этой маской присутствовало вполне определенное суждение о том, что королю следовало сделать. И с кем. Только королева давным-давно усвоила, что вслух такие мысли высказывать не стоило.

Король подался вперед, внимательно разглядывая опозоренную принцессу.

– Знал ли твой отец о столь постыдной утрате тобой девственности?