Дело осталось за малым: надеяться на то, что в ближайший час доктор Кляйн не очнется, и благополучно пробраться в восьмой вагон согласно билету всё того же несчастного доктора Генриха Кляйна. С первым пунктом всё было предельно ясно, минут тридцать мне гарантировано, а дальше всё зависит от организма доктора: как быстро он очнется и как быстро он сможет вызвать полицию или военных. Со вторым пунктом было гораздо сложнее, это я понял, только войдя в здание вокзала. Всё огромное помещение было наполнено военными всех мастей и родов войск. Мой гражданский внешний вид, да ещё не по-летнему сезону, привлекал к себе больше внимания, чем если бы я стоял просто голый. Паровоз уже стоял на первом перроне, шипя и пыхтя, готовый тронуться прямо сейчас. До отправления оставалось минут пять. Как назло, по перрону сновали патрули в военной форме, патрули в гражданской форме, полицейские, коменданты и прочие сотрудники спецслужб, любящие вылезать из своих подвалов накануне любых больших военных дел.
Спрятавшись в тени одной из колонн, подпирающей купол вокзала, я стал ждать отправления поезда. Наконец паровоз спустил пар, колеса пробуксовали по рельсам, и состав тронулся, вначале еле заметно, словно стесняясь своей неуклюжести и нелепости, но потом всё более осознавая себя могучей железной машиной, самой сильной в мире, паровоз, сверкая окнами вагонов, убегал от меня в ночь. «Ну что же, пора!»
Выбежав на перрон, я кинулся вслед составу, услышав позади себя свисток, я только ускорил свой бег. Метров через пятьдесят, уже в самом конце перрона, я сумел схватиться за поручни последнего вагона и вскочил на ступень. Вагоновожатый с ехидной улыбкой помахал рукой бежавшим за мной солдатам, глянув на мой билет, жестом пригласил меня внутрь вагона.
Купе оказалось пустым, чему я был несказанно рад. До тех пор, как ко мне подсядет попутчик, я мог немного высушить свою одежду и в конце концов поспать. Немного убавив свет, я с наслаждением растянулся на кушетке. «Тепло и сухо, первые признаки того, что всё налаживается».
Сложно сказать, сколько я проспал. Убаюканный мерным перестукиванием колёс я проснулся как раз от того, что перестук прекратился. За окном было всё ещё темно, и дождь, судя по всему, уже сбавил свой натиск, ограничиваясь чисто символической моросью. За дверью слышались голоса, смех и топот ног. К счастью, топота солдатских сапог я не слышал, а значит идёт обыкновенная посадка пассажиров. «Интересно, что за станция?». Но выходить из купе и идти узнавать у меня не было никакого желания. Не открывая жалюзи, я в щелочку рассматривал перрон. Всё те же вездесущие военные, только уже в другого цвета форме, такие же пассажиры и провожающие с озабоченными лицами. Все станции в мире одинаковые, особенно накануне надвигающейся беды.
– Темно тут у вас. – неожиданно раздавшийся за спиной голос заставил меня вздрогнуть, и я неприятно ударился головой об окно. – Простите, что напугал, но дверь на удивление хорошо смазана. – Смутился любитель внезапных появлений. В дверях стоял невысокого роста пожилой мужчина с слегка выдающимся животом. Из под цилиндра виднелись седоватые волосы. На вид ему было около пятидесяти, но с этими седыми волосами никогда нельзя быть уверенным, как и девушками после восемнадцати. Я отмахнулся, давая понять, что ничего страшного, а сам, потирая лоб, продолжил смотреть в окно. Поезд тронулся.
В вагон он зашел, скорее всего, одним из последних. Пока наш последний вагон проезжал мимо вокзала, было видно, что перрон уже почти опустел. Мой сосед поставил на пол свой саквояж, снял пальто и повесил на крючок рядом с моим уже подсохшим бушлатом. Дождь, до того как превратиться в мелкую водяную пыль, всё же успел намочить как следует и его самого и его вещи. Когда он двигался, капли то и дело летели во все стороны. Я оторвался от окна и стал молча наблюдать, как он устраивается. Наконец он сел у окна напротив меня и снова обратил внимание на свой саквояж. На саквояж стоило обратить внимание. Это был старый, видавший виды надежный спутник того, кто много путешествует и не всегда по цивилизованным местам. Это был настоящий друг путешественника и искателя. Мой сосед поставил его рядом с собой и, открыв, стал долго смотреть внутрь, как бы раздумывая, стоит ли ему что-то взять оттуда или нет. В конце концов, что-то про себя решив, он стал вытаскивать и расставлять на столе всевозможные и разнообразные склянки, бутылочки, коробочки и прочую чепуху, на первый взгляд совершенно не связанную между собой, периодически улыбаясь мне, словно извиняясь за оказанное мне неудобство.
Читать дальше