Она продолжала визжать, сидя пристегнутой в пассажирском кресле его авто, летевшего по темной автостраде через зимний черный бесснежный лес.
Только спокойствие, думал он. Только спокойствие… Главная задача сейчас была ровно вести машину и держать наготове правую руку, во избежание ее ногтей, которые, как в прошлый раз, готовы были вцепиться ему в волосы и расцарапать лицо.
Ни слова, только ни слова. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Жестко и агрессивно.
Она часто дышала, но, казалось, постепенно успокаивалась, глядя перед собой в черное пространство за окном. Стихали одно за другим жесткие проклятья, источаемые из ее прокуренного рта, в свое время такого сладкого и сочного, подарившего столько минут волшебного счастья.
Она стала другой. Непонятно и неизвестно когда. Когда это случилось, и что произошло. Но она и он стали другими. И мало что могло им помочь вернуться в прошлое, полное страсти и взаимного желания. Какого черта он решил им дать еще шанс? Зачем он везет ее на дачу? Это мгновение слабости, когда он поддался, когда решил, что все еще можно вернуть, – сейчас казалось, что это был миг зла и влияния темных сил, желавших добить их расшатанные отношения, полные психа и истеричного безумия.
Машина пропустила под себя еще пару километров темной дороги. Скоро съезд. Ворота. И милый домик, который быстро прогреется на первом этаже от большого камина. Будет запах дерева от стен и поленьев от углей. Будет тлеющее тепло пламени, блуждающего по красно-черной поверхности прогорающих бревен.
Может быть теплая большая старая кровать. Может быть горячая баня. Холодное пиво и салаты из пластиковых упаковок из багажника. Может быть шашлык и печеная картошка.
Но, похоже, ничего этого не будет.
Или будет.
Неизвестно.
Хотя, скорее всего, будет что-то, чего не было, к чему все шло, приближаясь от скандала к скандалу, от визга к воплям, от кулаков к ногтям…
Ее сопение предвещало новую волну. Он знал это и чувствовал, наученный горьким опытом их отношений. Сейчас она успокоится, хотя это будет только внешняя часть, соберется, накопит сил для следующей сцены, и все повторится в неведомом, оригинальном, никогда не повторяемом порыве.
– Сейчас мы приедем. Сейчас ты остановишься, и я уйду, – начала она.
– Пожалуйста, успокойся. Не создавай аварийных ситуаций. Я прошу тебя, – как можно спокойней сказал он, борясь с клокотанием в груди.
– Срала я на твое спокойствие и на аварийные ситуации!!!
Чем спокойней он вел себя, тем больше разгоралась ее ярость. Словно кто-то дул на раскаленные тлеющие головешки в камине, раздувая жар, накопленный многими годами в сухой древесине.
В такие моменты лучше молчать. Но и молчание не всегда помогает. Царапина на щеке усиливала щипание. Возможно, красная полоска крови опухала на тонко срезанной нежной коже чуть выше щетины на щеке.
– Приехали. Все. Ты успокоилась?
Он отстегнул ремень, выходя из машины, держа наготове правую руку, в готовности защищаться от нового нападения.
Как и всегда, слова про успокоение, спокойствие, успокойся и тому подобное, сработали в усиление конфликта. Выпрыгнув из своей двери, захлопнув ее, он сквозь закрытый салон продолжал слышать новые, накопленные за последние минуты, гадкие слова в свой адрес. Они усилились в разы, когда она открыла свою дверь и начала сливать энергию на весь безлюдный поселок. Ее никто не слышал, потому что соседи разъехались еще в середине осени, и это придавало бессильной злобы, потому что блестящим с неба звездам и темному лесу по окраине было все равно. Но ей было совсем не все равно, и ярость от отсутствия аудитории наполняла ее до хрипоты и надрывающихся связок.
Странной танцующей походкой, изображая пингвина, что было большой ошибкой, он подошел к калитке, открыл ее и, перешагивая через канавы и грядки, стал открывать ворота.
Она никуда не собиралась убегать, потому что тогда вся энергия нерастраченных чувств ушла бы в пустоту и в дрожание озябшего тела под легкой шубкой. Это было бы несправедливо и неоправданно. Такую ярость можно сливать только тогда, когда есть на кого. Полупьяный охранник поселка, дежуривший у шлагбаума, не в счет, он не поймет и не оценит, а когда еще кто-то остановится подобрать ее на дороге, – неизвестно, сколько пройдет времени, к тому же мало ли маньяков, уж лучше прямо здесь. Прямо по горячим следам. Пока не ушел момент. Пока есть силы и нескончаемая злоба. Все, все надо вылить, излить прямо тут, не думая про ущерб, потому что это его вина, и его ответственность, именно так. Лишь одно нужно не забыть: кольцо с бриллиантом, закатившееся куда-то под водительское сиденье. А дальше неважно. Дальше ничего страшного не будет. Он будет спать на полу, на коврике. Утром она устроит еще одну сцену. Потом он повезет ее в город, и получит еще. Так получит, что хватит на несколько таких же уродов, как он. Он будет молчать, беситься, и злить от этого ее еще больше. И тогда она перестанет думать, отдавшись полностью своему не выразившемуся чувству, когда никто и ничего не волнует, когда нет страха, а есть только праведное наказание и исторжение недобитой несправедливости в груди. Ее трясло и коробило. Она терпеливо ждала, когда он откроет ворота и вернется к машине.
Читать дальше