Мария Фомальгаут: Росток Имболка

– Ма, а сёдни чё было-о-о-о!

– Опять с Туевым подрался?

– А не-е-е-е! А к нам дяди и тети приходили… а они с нами играли, а кто мысли другого прочитает… а я катины мысли все прочитал… и она мои… а нам пятерки поставили…

– Ну, молодец, молодец…

Подскакиваю во сне.

Ору.

Бросаюсь в каюту капитана, впотьмах налетаю на вахтенного, даже не вспоминаю, что нужно одеться…

– Ну что такое? – капитан оторопело смотрит на меня.

– Мне… мне страшно.

– И чего, мне тебе сказку на ночь почитать или колыбельную спеть?

– Да не-ет… я чувствую её страх.

– Чего у них там опять?

Прислушиваюсь, чего у них там опять.

Понимаю.

Мир переворачивается.

– Она… в плену.

– Колония разрушена?

– Нет… Катю в плен взяли… и ещё пятерых…

– А колония?

– Жива колония… жива…

– Ну вот и хорошо… а то вы меня до инфаркта доведете… Ну что вы на меня так смотрите, найдем мы вашу Катю… сами знаете, своих не бросаем…

Знаю.

Бросают.

– Алло? Да? А Тиму? А Тима дома, да… а-а-а… да-да, сейчас…

Это мама по телефону.

А я в школу собираюсь.

– Тимочка… за тобой сейчас заедут…

– Дядя Петя?

– Да нет… за тобой из министерства там из какого-то заедут…

– А школа?

– А в школу не пойдешь.

– Ур-ра-а-аа-а!

Да тише ты, бабушку разбудишь…

Топ-топ-топ – по лестнице, топ-топ-топ – на первый этаж, хлоп-хлоп дверью, скрип-скрип – снегу навалило на крыльцо, бегу к машине, вот она стоит, большая, черная…

Прыгаю в машину.

– Тимка!

Это Катя.

Едем.

– А машина правительственная?

Это я.

– Ага, парень, правительственная.

– А нам черную икру дадут?

– Ага, парень, целое ведро дадут.

– Да чего ты ему врешь, откуда там ведро…

– Ну, ведро не ведро, а тарелку с икрой найдем…

И Катя:

– Фу-у-у, икра, а я рожок хочу фисташковый!

– И рожок будет тебе… фисташковый…

– Это вы специально сделали!

Ору на капитана. Первый раз в жизни. Ору. На. Капитана.

– Что… что сделал?

– Да вот же… вы допустили… чтобы её похитили… враги…

– Ну что вы говорите такое…

– То и говорю! Вам надо было, чтобы она у врагов оказалась, чтобы она передавала мне, что там у врагов делается! Вот так вы своих и не бросаете…

Интересно, что он мне ответит…

А я не знаю, что он мне ответит.

Потому что я никогда ему ничего такого не скажу…

– Меня… меня казнили…

– Да. Вас казнили.

– Нет… еще не казнили… если я тут сижу.

– Нет. Вас уже казнили. Вы помните, за что вас казнили?

– Это… это секретный проект.

– Уже не секретный. Вы помните, за что вас казнили?

– Помню… долго объяснять… две частицы…

– Вы можете продолжать работу?

– Она под запретом…

– Уже нет. Так вы можете продолжать работу?

– Это зависит от множества факторов… в частности…

– Об этом с нашим помощником поговорите…

– Но… почему я живой?

– Об этом тоже с помощником поговорите… вставайте, вставайте… идти-то можете?

– Ну что у них там?

Это капитан спрашивает.

Прислушиваюсь.

Всё обрывается в душе.

– Она… она мертва.

– Катя твоя?

– Катя…

Снова прислушиваюсь, не понимаю, что-то, что-то…

– Я… я её больше не слышу.

– Так, вы мне тут не выпендривайтесь, давайте, слушайте…

Снова мотаю головой.

– Не слышу.

Капитан грохает кулаком по столу, я даже не вздрагиваю:

– Вы мне диверсию устроить решили или как?

– Да ничего я вам не решил устроить, говорю вам, не слышу!

– Что. У вас. Случилось.

Он говорит тихо, неуверенно, делает паузы, большие, длинные, движется тоже неуверенно, как будто боится собственного тела.

Смотрю на него. Вспоминаю. Это лицо я видел на фотографиях с короткими подписями, – проводил исследования… арестован… казнен…

– Что. У вас. Случилось.

Отвечаю:

– Я не слышу Катю.

– Катя это…

– …половина моя. Вторая.

– Интересно-интересно… пятый случай за неделю…

Хочу заорать – вам интересно, а я Катю не слышу.

Не ору.

Лес пахнет черникой.

– А мы всегда будем вместе…

– Всегда-всегда.

– А мы никогда не расстанемся.

– Никогда-никогда.

– А давай так играть, а королевство такое было, там кто сказал, что никогда не расстанется, тот навсегда расстается…

Здесь надо бы еще вспомнить что-нибудь. Про неё. Про меня. Про нас. Только ничего не вспоминается, вернее, вспоминается, только всё какое-то не то, разговоры какие-то… ни о чем… Ну, вот однажды… Да мало ли что там было однажды, ничегошеньки не вспоминается такого, чтобы было о чем рассказать…