– Успеешь ещё с ней поговорить, – улыбнулась Софья. – Как в себя придёшь.
В переднюю со двора завалилась вся толпа, и Никита вытянул шею, выглядывая туда. Софья насмешливо шлёпнула его полотенцем.
– Сядь.
Она положила марлю на его лоб и, приказав сидеть так, вышла с кухни, разминувшись в широких дверях с девушками. Арнавы с ними не было. Катерина и Полина сразу начали хозяйничать: открывать шкафчики, кухонные печки, доставать посуду.
– Станислав, столы ставьте! – крикнула Полина. – И табуретки сверху принесите!
– Сейчас сделаем! – откликнулся тот.
Никита тоже вышел из кухни, но Станислав сразу его остановил:
– Ты куда несёшься, болящий? Отдохнул бы.
– Успею, – сказал Никита, снимая со лба марлю. – Что мне делать?
Станислав окинул его оценивающим взглядом:
– А ты молодец. Если бы я был таким худым, как ты, я бы сломаться пополам боялся.
Никита усмехнулся:
– Так что делать?
Станислав отправил его вместе с Риром за табуретками, дав приказ кричать «караул», если что опять приключится.
В коридоре второго этажа было тихо и уютно. На позолоченных цепочках с потолка свешивались светильники, пол покрывал зелёный ковёр.
Всё же дом поражал. Казалось, каждое дерево, из которого сделали бревна, продолжало жить, дышать и источать свой неповторимый аромат.
– Здесь спальни, – показывал Рир Никите, – пять с одной стороны и пять с другой. Девчонки справа, мы слева. Выбирай любую комнату. Мы вчетвером занимаем вот эту…
Входя в большую спальню с четырьмя кроватями следом за ним, Никита спросил:
– Рир, что вас всех связывает?
– Хочешь знать, откуда столько народа? – усмехнулся тот, собирая по комнате табуретки. – Мы сюда приезжаем, потому что Дарья нам всем тётя, а она дружит с Софьей.
Никита понял, что не ошибся в своём предположении.
– Всем тётка? Так вы все братья? – уточнил он.
– Ага.
– Все родные?
– А куда деваться?
– Все четверо? Все одного возраста?
– Да.
– Ничего себе. Редкий случай.
– Подумаешь, мы при рождении по килограмму весили, – отмахнулся Рир.
– И сколько вам?
– А сколько дашь?
– Лет двадцать пять.
– Пойдёт, – кивнул Рир. – Нам столько и есть.
Он вытащил из-под кровати последнюю табуретку, поставил, и вдруг с сомнением взглянул на Никиту, будто тоже захотел что-то спросить, но не знал стоит ли.
– Нам Иван о тебе говорил, – сказал он наконец. – Как получилось, что ты своих родственников не знаешь?
– Я не знаю только Ивана, – пожал плечами Никита, – но это он так хочет. С маминой стороны знаю всех, а об отце знаю только, что его нет.
– Как нет?
– Ушёл, а потом умер.
– Очень это не хорошо, – с сожалением произнёс Рир, – прости.
Никита только отмахнулся, но парень всё равно покачал головой, выражая сочувствие.
Шесть табуреток стояли кружком, готовые к выносу из комнаты, только Рир задержался ещё на минуту, найти в шкафу чистую футболку. Свою снял, бросил на кровать.
Невзначай взглянув на него, Никита увидел рисунок на его спине. Линии начинались сбоку под правым ухом и, уходя на лопатки, образовывали письмена. Но они были не нарисованы! Кое-где красивые начертания покрывала кровяная корочка. Вырезали совсем недавно.
Рир, заметив его взгляд, торопливо оделся. Похоже, он и сам забыл об этих письменах, да и боли не чувствовал, похоже.
– Ивану не говори, ладно? – попросил он. – За то, что ты это видел, он меня… не похвалит.
Никита кивнул в знак согласия, но любопытство взяло вверх, и он спросил:
– А что это?
– Раз уж всё равно увидел… – Рир ещё раздумывал говорить или нет, но всё-таки ответил: Моя родовая надпись.
– И что написано?
– Если совсем просто, то оборотень-волк, матери второй сын, старший брат двух. Целиком читать долго, там вся история, – парень отмахнулся. – Какому клану принадлежу, кому служу, в общем, на весь вечер.
Он улыбнулся, глядя на выражение лица Никиты. После такого ответа тот не смог сформулировать уточняющего вопроса и растерянно смотрел на Рира.
Парень, пользуясь этим, невозмутимо подхватил табуретки:
– Пошли, я есть хочу.
Когда они вернулись, стол уже начали накрывать. По всему дому расходились вкусные запахи жареной рыбы, печёной картошки и грибов. Девушки переоделись в синие сарафаны и теперь, как бабочки грациозно порхали у стола.
Все расселись. Сердцебиение Никиты участилось, когда за стол села Арнава и улыбнулась ему. Синий сарафан оттенил цвет её глаз и серебро волос, пышно обнявших плечи. Смотреть на неё можно было бесконечно.
Читать дальше