Валерия Цапкова: Кофейня. Столик у окна

***

Ныне имя мое – Никто,
И адреса у меня – нет.
Новый день в разноцветном пальто
Принесет только грусть и бред.

Ныне имя мое – Зачем
Просыпаться после полудня?
Посреди театральных сцен
И сцен коммунальных будней.

Ныне адрес мой – точка-ком,
Как в одной пресловутой песне.
Напиши мне в письме о том,
Как близок горьковский буревестник.

Напиши, что достала жара,
Что кофе подорожало,
Что двое подруг рожали,
И тебе уж давно пора.

Между делом твое письмо
Прочту по диагонали.
Дети, кофе, санкции, ВТО,
Как вы достали…

***

Как призраки минувших дней,
Вдоль плинтуса крадутся тени.
Из всех людей, из всех идей —
Лишь те храню, что потемнели,

Как серебро, как камни спин
Домов, склонившихся к колодцам
Над суетой промозглых зим
И лет, тоскующих по солнцу.

Как мысль, сорвавшись с языка,
Непойманная, тонет в небе,
Как после двух нулей рука
Во сне встречает продолженье

Воображения дилемм,
Этюдов клятвонарушенья,
Написанных пятном колен
На полотне пустой постели.

Что ж, сотни слов излито пошлых,
Как свеч бенгальских лживый хруст.
Пусть тлеет стыд ланит и уст
Под полумаской пальцев белых;
Под коркой век заиндевелых – апория безумств…

***

На светло-сизом девять черных жил,
Как строки нот бестактных и безмолвных,
Плывут то вниз, то вверх, под хруст пружин
И шорохи из двух соседних комнат.

Ни сна, ни дела – до пяти утра
Я изучаю танец черных линий.
Ночь тихая, как старшая сестра,
Заглядывает в окна через иней.

Да, нынче редко встретишь этот дар
Зимы, ее хрустальный спутник.
Он к мертвым диафрагмам белых рам
Из пластика не тянет хрупких рук.

Как сторож волн морских и скал прибрежных,
Маяк, из тьмы полночной выплавлен фонарь.
Меж ним и мной расщелиной заснеженной
Разверзлась улицы горизонталь.

Скребя когтями ржавой арматуры,
Снаружи по стене ползет труба,
Выбрасывая жерло кривокруглое
На край карниза жестяного лба.

Порой разбудят три четверки с картой,
И я, сквозь рябь окна и ритм ресниц,
Смотрю в лицо классической Астарте,
С небес смотрящей в сотни тысяч лиц.

***

Я не однажды падал ниц
Перед дождей сухим колодцем.
Я тушь с опущенных ресниц
Размазывал под жгучим солнцем,

Как будто я попал под дождь,
Как будто тушь размыли слезы.
Меня всего лишь била дрожь,
И я орал, глотая воздух

В беззвучном крике ртом, я бился,
Как мотылек, в аркан окна,
И небо вспышкой озарилось
Над башней каменной. Одна,

Вторая, третья… Все четверки
Я сосчитал, утратив сон.
Вдыхая с жадностью озон,
Я наблюдал в своей коморке,

Как рвется в бездну глыб гранит
Из стен, доселе нерушимых,
Из пламени моей души,
В девятый Ава день. Как Тит,

К руинам храма равнодушен,
Очерчен аркой и кольцом,
Увековечен незнакомцем,
В плоть мраморную заключен.

***

Обернутся камни мхом
Над твоей могилой.
Век лежать тебе песком
В золистых равнинах.

Прорастут корней персты
Сквозь твое пристанище.
Милая, на полверсты
Было здесь ристалище.

По твой прах пришли с мечом
Дети саламандры;
Дух твой изгнан вороньем
В идол палисандровый.

Память дней твоих с росой
Плоть Земли впитала,
Упокоила весной
Со снегами талыми.

Сердца грязные холсты,
Милая, схоронены.
Им в запасниках земных
Вечно быть безмолвными.

Шестифутовый покров
Над пустой могилой.
Обернется рожью кровь,
Да взойдет озимой.

***

Я выглянула в окно:
Там вдруг улицы опустели.
Словно домa были – стрижи,
Да враз улетели.

Я выглянула в парадную:
Там дышать стало легко и грустно,
Зато без вреда здоровью.
Правда, с вредом искусству…

Даже кухня переменилась:
Продуктов побольше, поменьше сплетен.
Что обидней всего —
Кофе теперь не в авторитете…

Книги вечером, утром – утро.
Как будто все как положено.
Накину старенький тренч.
На то, что «не к месту» и покорежено.