Мария Семёнова: Мир по дороге

Волкодав собирался побывать в Дымной Долине.

Туда из равнинного Саккарема караванами прибывали богомольцы – поклониться чуду Богини. В месте, где бывает много разных людей, легко разузнать, как добраться до деревни, называвшейся Дар-Дзума, то есть Звонкий Кувшин…

А ведь я целый год обдумывал это путешествие. Вероятно, только затем, чтобы с самого начала всё пошло не по замыслу. Я с первых же шагов заложил крюк далеко в сторону. Да ещё и прислушиваюсь на ходу, как отзывается плечо на каждый из этих самых шагов…

Вот бы знать, это я сам такое беспрочее [1] – или премудрые Боги испытывают меня, решая, достоин ли я Их помощи и водительства?..

Он вдруг подумал о том, а не были ли зарытые в землю кувшины, о которых рассказывала горянка, привезены из той самой деревни. Если так, значит всё к лучшему. Не придётся идти в Дымную Долину и говорить с чужими людьми. А плечо заживёт.

– Мы с Кинапом уже оставили позади молодость, но Богиня всё не улыбалась нашему ложу, – рассказывала Айсуран. – Люди помладше нас чаяли появления внуков, а мы никак не могли дождаться детей…

Не то чтобы мать Кендарат расспрашивала её. Просто жрецы любой веры очень хорошо умеют молчать. Как-то так, что сразу начинают казаться мудрыми и добрыми собеседниками, перед которыми хочется распахнуть душу.

– Потом моему мужу настал черёд отвозить вино в столицу, ко двору благородного Иль Харзака, отца солнцеликого Менучера, – продолжала словоохотливая Айсуран. – И я, конечно, отправилась вместе с ним, ведь не дело это – оставлять мужа без заботы и присмотра на целых пять месяцев! Ты согласна, почтенная?

Мать Кендарат улыбнулась.

– А ещё мне рассказывали о чудесах великого мельсинского храма, где под рукою Богини прозревают слепцы и бросают костыли хромоногие. Я понадеялась, что и мне может достаться частица Её благословения. Так случилось, что мой молчаливый Кинап свёл дружбу с главным поваром шада и стал советовать ему, какие блюда лучше подходят к нашим напиткам.

Уж не тот ли повар, подумалось Волкодаву, потом перечислял нам способы взбивания медовых яиц, пока мы лакомились рудничными крысами…

– Венценосный Иль Харзак радовался новым лакомствам и присылал на поварню знаки своей милости… Так и вышло, что вместо нескольких седмиц мы с Кинапом провели в Мельсине целых два года. Муж мой днями пропадал на кухне дворца, я же запомнила каждый мостовой камень на улицах, что вели к храму. И добрая Богиня услышала мои молитвы. Обратно домой мы вернулись уже с доченькой – Итилет.

Итилет. Ясноокая. Какое славное имя…

– Воистину щедрую Богиню чтит саккаремский народ, – кивнула мать Кендарат. – Ваша небесная покровительница знает, как сделать, чтобы хижина стала дворцом.

– Святое слово ты молвишь, добрая госпожа. Наша Итилет выросла умницей и красавицей. Никто из имеющих дочерей не взыскан от милостей Богини больше, чем мы.

– Никто из имеющих дочерей… – медленно повторила мать Кендарат. – Поправь меня, добрая Айсуран, если я превратно толкую ваши законы. Верно ли говорят люди, будто в Саккареме нажитое родителями наследуют лишь сыновья?

И умереть, имея лишь дочерей, всё равно что умереть бездетным, добавил про себя Волкодав. По глубокому убеждению венна, это был не закон, а сущее беззаконие, отдававшее святотатством.

– Верно, – вздохнула горянка. – Поэтому-то я и ходила украшать святую могилу. Вымаливать у Богини ещё и сына значило бы самым недостойным образом испытывать Её благосклонность. И я дерзнула молиться лишь о добром муже для моей Итилет. О славном парне, не нашедшем доли в отчем краю. Он пришёл бы к нам и стал ей супругом, а нам в нашей старости – почтительным сыном…

На этом Волкодав перестал слушать. Он дойдёт до деревни, и, может быть, горцы не сочтут за бесчестье сказать ему, где обжигались их подземные дзумы. Сколько уйдёт времени на то, чтобы задать вопрос и услышать ответ? Седмица, ну, две, вряд ли больше. Вникать в речи женщины, мечтающей ввести в дом наследника, было всё равно без толку. И вообще здешние дела никоим образом его не касались.

Дорога в очередной раз повернула, огибая каменный выступ. Её не зря устроили на бессолнечной стороне. Здесь дольше держался снег, но и ручьёв, готовых размыть хрупкий след человеческого труда, было поменьше.

– А вот и Девичья Грудь! – вытянула руку горянка. – Она видна и у нас, но отсюда кажется ещё величавей. Смотрите, как её целует юный рассвет!