Мария Семёнова: Мир по дороге

Волкодав очень хотел бы там жить… Он даже думал когда-то, что его родной дом и был этим сокровенным, Богами оберегаемым местом. Все дети так думают, если только судьба к ним хоть сколько-нибудь справедлива. Теперь ему трудно было поверить, что подобный край существует где-нибудь на земле. И он помнил испуг в глазах Айсуран, когда та смотрела на него после схватки с разбойниками.

Кан-Кендарат поудобнее устроилась на подстилке:

– Удивительные вещи говоришь ты, сестра. Племя, осенённое равной благосклонностью шада Менучера и его заклятых врагов! Должно быть, вы, подобно виллам, обитаете в орлином гнезде, до которого просто никому не добраться? Или так страшно мстите за любую обиду, что с вами предпочитают не связываться?

К некоторому удивлению Волкодава, Айсуран рассмеялась:

– Всё куда проще, почтенная госпожа. Даже мергейты Гурцата Жестокого понимали вкус вина и его цену. Дело в том, что Богиня вырастила дивную лозу, дающую урожай только в нашей долине. Если увезти черенки, они примутся, зацветут и принесут ягоды, но у гроздьев будет совсем другой вкус. Это знают и нынешний государь, и молодой Тайлар Хум, предводитель бунтовщиков. Вздумай они обрушиться на нашу деревню – и кто год спустя поднесёт им напиток, вызревший под землёй, в запечатанных дзумах?

Злокозненный разум тотчас подсказал Волкодаву ответ. Другие виноградари, которых можно будет поселить в ваших опустевших домах. Такие же умелые, только более покорные. Вслух подобные вещи произносить, конечно, не стоило, да он и не собирался.

Не очень понятное, но мощное внутреннее чувство заставило его тотчас отодвинуть эти мысли прочь, словно они, даже не будучи произнесены, могли накликать беду…

Судя по выражению лица, мать Кендарат подумала примерно о том же. Но вместо того, чтобы пуститься в спор с Айсуран, она неожиданно повернулась к венну.

– Ну а ты, малыш? – спросила она. – Кого нам благодарить за спасение?

Теперь на Волкодава смотрели уже все. Даже приоткрывший один глаз халисунец. Венну сделалось отчётливо неуютно. Может быть, оттого, что в голосе жрицы внятно прозвучала насмешка. Пока он соображал, что могла значить эта насмешка и как вообще отвечать, не сорвавшись снова на свист, странница вдруг добавила:

– Только не говори мне, будто в Самоцветные горы шёл надсмотрщиком наниматься. Драться ты не умеешь.

После этого отвечать расхотелось совсем, и Волкодав промолчал. Если бы у костра сидели одни мужчины, он, пожалуй, просто поднялся бы и ушёл. Благо начал этот путь в одиночку, никому не обещал подмоги и сам не ждал подставленного плеча. В особенности на первых же шагах. Однако он успел решить про себя, что проводит женщин и беспомощного сына пекаря до ближайшего поселения. Поэтому Волкодав просто уставился в костёр и остался сидеть.

Хватит и того, что голоса этих людей, превращённые причудливым эхом в зов матери, помешали мне в последний раз оглянуться на далёкие зубцы и должным образом покинуть их мир. Кажется, непотребство уже начало выходить мне боком. Схватка, кончившаяся отнятием жизни, распоротое плечо, изгаженная рубаха… Чего ждать назавтра, если так дело пойдёт?

Жрица вытащила палочки из земли и стала раздавать хлебные колбаски товарищам по ночлегу. Когда дошла очередь до Волкодава, он, не поднимая глаз, молча помотал головой.

– Вот и мой Кинап такой же молчаливый, – сказала Айсуран. – Прямо слова не вытянешь.

– Молчаливый мужчина всё же лучше болтающего без умолку, – рассудила мать Кендарат.

И не стала больше предлагать ему угощение.

На другой день солнце, неторопливо выплывшее из-за плеча горы, застало всех четверых уже в пути. Иригойену пришлось сесть на осла. Парень пытался уверять, что вполне сможет шагать своими ногами, но куда ему было против двух заботливых женщин! Теперь они, негромко беседуя, шли у головы ослика. Волкодав, навьюченный перемётными сумами матери Кендарат, замыкал шествие. Жрица собиралась нести свою поклажу сама, но он просто вскинул котомки на здоровое плечо и пошёл. Странница удивлённо – и опять почему-то насмешливо – подняла брови. Потом улыбнулась Нелетучему Мышу, тотчас взявшемуся обнюхивать сумки. Покачала головой, словно в чём-то усомнившись… И перестала обращать внимание на венна с питомцем.

Дорога вилась по северному склону долины. Напротив высилась отвесная, местами даже и нависающая круча высотой никак не меньше версты. По ней длинной полосой розовых лохмотьев тянулось облако, подкрашенное рассветом. И через каждые полсотни шагов, исчезая в этих лохмотьях и вновь показываясь внизу, падала с выступа на выступ белая от пены пряжа ручьёв. Таких же, как тот, вдоль которого Волкодав шагал накануне. Где-то выше таяли под летним солнышком ледники, уже невидимые с дороги. Венн никогда прежде здесь не бывал, но ему рассказывали: дальше ручейков будет становиться всё больше. Когда они станут рекой, надо будет идти против течения – до самой Дымной Долины. Там потоки не падали сверху, а били из-под земли, рождая могучий Сиронг.