Дмитрий Огненный - Камень Судьбы

Пронизав толщу стен, откуда-то донесся надрывный скрежет поднимающегося моста, неожиданно резко и неприятно распоровший тишину, до этого мига нарушаемую лишь звуками медленно и тягуче падающей воды, просачивающейся сквозь трещины. Человек не мог видеть в темноте, но перед его глазами стоял образ капли, сначала маленькой, затем растущей, распухающей, подобно спелому плоду, и, наконец, неохотно расстающейся со своим убежищем и разбивающейся в ничто.

Человек вздрогнул и повернул голову, пытаясь установить, откуда послышался звук. Мост, по которому он взошел сюда, поднимали, и это будило в его душе нечто вроде паники – хотя он и не хотел себе в этом признаваться. Он, пришедший как гость… но, похоже, здесь не очень любят гостей.

Его сопровождающий бесследно исчез, растворился, пробормотав непонятные ему слова, и оставил его одного среди мрачных стен подземелья, секретов которого он не знал. Что, если за ним не вернутся? Если бросят его здесь, в угоду мучительнейшей из смертей – умереть, заблудившись в подземном лабиринте, изнемогая от голода и жажды… стеная все слабее и слабее, приткнувшись к какой-то из безмолвных плит?… При одной мысли об этом у него похолодели кончики пальцев, и он сглотнул слюну, отгоняя темное видение. Его труп останется догнивать здесь безвестным, покинутым без святого благословения, а душу поглотит Ад. Нет, они не дерзнут поступить так с папским посланником… хотя Папа далеко, и станет ли он утруждать себя поисками одного из своих многочисленных, пусть и вернейших слуг?

Отсвет факела, воткнутого в кольцо над каменной стеной, падал на лицо нунция. В мерном дрожании слабого света оно казалось непоколебимо спокойным и надменным, но где-то в глубине темных пронзительных глаз притаилась тревога. Страх. Что-то в атмосфере этого подземелья, в удушливо сыром воздухе, пропитанном испарениями, пробуждало в нем самые первобытные инстинкты, укрепляло в худших подозрениях, которые только появились у него при виде замка.

И почему судьбе было угодно забросить его именно сюда? О нравах Великого Инквизитора дурные слухи доходили до Мендосы, однако он не чаял убедиться в этом воочию. И вот он здесь, словно крыса, угодившая в капкан. Нунций снова оглянулся, пытаясь разглядеть в дрожащем полумраке уходящего вбок коридора хоть какие-то признаки жизни.

…Нунций считался любимчиком Папы. Именно ему Его Святейшество не раз поручал самые важные и трудные миссии дипломатического характера. И он имел достаточно сноровки и здравого смысла, чтобы многократно оправдывать исполненное высочайшей благости доверие Папы. Его нынешнее поручение, как его предупредили, было не столько трудным… сколько в достаточной мере щепетильным. Святая Церковь светла и всевидяща, и ей надлежит блюсти всех своих агнцев, особенно самых верных и ценных, дабы они не сбились с пути. Но если…

Что это?! Нунций отшатнулся, вжавшись спиной в стену. Пламя факела сбилось, как чье-то неровное дыхание, затрепетало, и на какую-то секунду он увидел лицо у противоположной стены. Бледное застывшее лицо с провалами вместо глаз пронизывающе взглянуло на него. На миг, и видение исчезло. Нунций обмяк, чувствуя, что его бьет нервный озноб. Он видел это ясно и отчетливо, страшное лицо со ржавыми высохшими губами. По легендам, что рассказывали в народе, души тех несчастных, заживо замурованных в стены подземелий, навсегда остаются привязанными к своей вечной темнице. Они ждут, подстерегают здесь своих мучителей, и горе тем, кто с нечистой душой остается в одиночестве с подземным лабиринтом…

Нунций вздохнул и порывисто перекрестился. Про себя пробормотал короткую молитву, просящую Господа принять неприкаянную душу. И, казалось, услышал легкий бесшумный вздох.

Свет факела над головой словно бы ослабел, грозя погаснуть и погрузить коридор в кромешную тьму. Теряя остатки самообладания, нунций сделал несколько шагов назад, оглянулся. Мрак был спереди и сзади, он сгущался, окружал его. Он был близок к тому, чтобы, сломя голову, броситься бежать, куда угодно – только подальше от этого места! – взывая о помощи. Рука его скользнула под накидку, где вместо положенной по сану сутаны он носил плотный камзол, надежно защищающий от ветра и сырости. Здесь, в потайном кармане спряталось лезвие маленького почти невесомого кинжала, пропитанное ядом. Церковь не нуждалась в оружии, но в кинжале была необходимость на крайний случай – для врага или, скорее, для самого владельца. Иногда вовремя умереть намного важнее, нежели цепляться за жалкую тщетность плоти.