Надежда Мамаева: ДНК Творца

– А этот прохиндей еще не хотел возвращаться в свое время… – усмехнулся супруг. – Вон сколько всего облагодетельствовать успел. И дамбу от наводнений построил, и мирный договор подписал…

Нарочито серьезный тон мужа вызвал невольный смех. Да и как было не улыбнуться, когда вспомнили, как и сколько раз уговаривали Пауля вернуться в свое время. Но любвеобильный вампир не хотел ни в какую. В результате Лим потерял терпение и пошел поговорить с клыкастиком чисто по-мужски. Объяснить, что Пауль – временна́я аномалия, за которую, если не исправлю, меня накажут.

Говорили мужчины долго и со вкусом. А еще с запахом и без закуски. В результате сих переговоров супруг пришел только под утро, со специфическим амбре и Паулем под мышкой. Осоловелый вампирюга, ухватившись за косяк двери, заплетающимся языком пролепетал:

– Телепо… порити… В общем, отправляй домой, пока – ик! – не передумал, – после столь прочувствованной речи клыкастик рухнул лицом вниз и захрапел.

Лим, стоявший рядом и тоже опасно шатающийся, с превосходством протянул:

– А говорил, что с семи бутылок бургундского даже не захмелеет, – и свалился рядом.

Утро дня, когда был назначен судебный процесс, началось с трезвона будильника, того самого, столь полюбившегося тени-клептоману. У меня рука не поднималась выбросить этот раритет, но каждое утро я сожалела о своей сердобольности: звук, въедавшийся в самый крепкий сон сверлом стоматолога, я тихо ненавидела все больше и больше.

Ванна, завтрак, серое широкое платье, под которым уже не скрыть большой живот – малышу до появления на свет осталась всего пара недель, – пальто и сапоги. Машина под окном.

Дар Лиму так вернуть и не смогли, поэтому магия перемещений стала ему недоступна, а я… я просто не желала лишний раз использовать чары. Лучше уж такси, чем телепорт.

На суд шла, как на эшафот. Под ложечкой сосало, живот тянуло, руки подрагивали. Хотя слушание и обещало проходить за закрытыми дверями, у входа в зал оказалась целая толпа журналистов. От их камер и вопросов меня закрыл Лим.

Входя в светлый, просторный и безликий зал, настраивалась на долгий, изматывающий процесс. А еще бы – столько всего: сбежала из института, инсценировав собственную смерть. Убила бывшего Распределителя, пусть и защищаясь. Несколько раз вмешалась во временной поток, выдернула из своего времени Пауля и Марио (и пусть одного вернула, а пребывание второго в двадцать первом веке постфактум отстоял орден Смотрящих). Добавить к этому неоднократное сопротивление инквизиторам, взлом с проникновением, напуганного до икоты скелета дракона (костяная ящерица, увидев рев пламени временно́й воронки, потребовала расчет и уволилась с должности стража), осушенный фонтан Дворца дожей…

Пока обвинитель зачитывал мои прегрешения перед законом, я рассматривала судью. В парике с буклями и в бело-зеленой мантии, он казался мне неуловимо знакомым. Но вот чем именно – так и не поняла. Морщины, изрезавшие лицо, выцветшая до блеклой серости радужка глаз, сжатые губы… Где я могла его видеть?

За эту мысль цеплялась, как за самую важную, но так и не смогла вспомнить, а потом, когда начали вызывать свидетелей, стало уже не до шепота интуиции.

Среди прочих была Змеевна – директриса института чародеек, и Саламандра – книгочейка библиотеки, и Аарон, и даже Адриано. Последнего, к слову, сперва даже не узнала. Я запомнила его лощеным, перебирающим сердца роковых красавиц оборотнем. А сейчас передо мной стоял исключительный семьянин. Вязаный свитер, белый отглаженный воротничок, удобные немаркие брюки… Но главное – брачная сережка в ухе. Рядом с местом, откуда он встал, сидела рыженькая фейка. Эта девушка не была утонченной красавицей, но она лучилась светом и теплом. И ее мочку украшала точно такая же серьга, что и у Адриано. «Нашел свое счастье, семейное и совсем не роковое», – подумалось вдруг.

Наконец вызвали меня, и… я не успела сказать ни слова. Живот резко скрутило, так что и не разогнуться. Единственное, что смогла произнести:

– Кажется, я рожаю…

Обвинитель попытался возразить, заявив, что это симуляция, но судья, задумчиво почесав подбородок, возразил:

– Похоже, что правда, – и указал на лужу отошедших вод.

Самое интересное, что мнением рожающей вообще никто не поинтересовался. Ударил судейский молоток, и прозвучал приговор:

– Оправдана по всем пунктам обвинения.

В зале сразу же поднялся гул голосов, но громкие удары призвали всех к молчанию. В тишине раздался мой стон, и Лим, наплевав на все, ринулся ко мне.